Как описать синее небо, если ты литератор? Этому вопросу посвящен рассказ Марго Гритт «Слезы писателя». Текст — поток сознания молодого автора, редактирующего даже собственные мысли.
В маленьком мире героини — зависть к идеям Бунина, дырявые колготки, самобичевание и виски Writer's Tears. Это честный и трагикомический текст, похожий на глубокий вдох. Выдерживая ритм, автор гипнотизирует нас и ведет за собой. И возможно, выдохнув вместе с ней после кульминации, вы испытаете катарсис.
Марго Гритт — редактор литжурнала «Иначе» и вынужденный режиссер монтажа (чтобы хоть что-то отвечать на вопрос о нормальной работе). Финалистка премии «Лицей», ведет телеграм-канал «Рукопись, которая горит».
В маленьком мире героини — зависть к идеям Бунина, дырявые колготки, самобичевание и виски Writer's Tears. Это честный и трагикомический текст, похожий на глубокий вдох. Выдерживая ритм, автор гипнотизирует нас и ведет за собой. И возможно, выдохнув вместе с ней после кульминации, вы испытаете катарсис.
Марго Гритт — редактор литжурнала «Иначе» и вынужденный режиссер монтажа (чтобы хоть что-то отвечать на вопрос о нормальной работе). Финалистка премии «Лицей», ведет телеграм-канал «Рукопись, которая горит».
— Для «Слез писателя» я придумала новый жанр: «крик души». Я могла бы выступать с ним на стендапах, но см. пункт про любовь к людям и шуткам невпопад. Три года я ждала появления такого медиа, как «Фальтер», чтобы его опубликовать. Где правда, а где вымысел — не скажу, но история про кошку написана по реальным событиям. Всегда мяукает, когда я вычитываю тексты вслух.
18+
Слезы писателя
А потом он спрашивает:
— Как день прошел, коть?
Нет, ну не станешь же рассказывать, что два часа пялилась в девственную страницу Word и пыталась придумать, как описать синее небо. Разве оставишь просто: «Небо было синим»? Немыслимо. Синим, лазоревым, васильковым, цвета индиго, оттенка PANTONE 2173... Выглядываешь в окно, обращаешь взор к небу: какой, черт возьми, оно степени голубизны? А там — московское декабрьское, цвета мокрого асфальта, по которому проехался трактор.
Нет, ну не станешь же рассказывать, как завидуешь Бунину. Завидуешь страшно. Завидуешь, что не ты, а он, мать его, выплюнул смачно на бумагу: «траурным глянцем переливались черные стекла». Злишься, как он ловко — вот же засранец — приладил к «чайкам» глагол «надрывались». Рвешь на себе волосы (штамп, заменить), что это не тебе, а ему пришли в голову «рыбий блеск крыши» и «глаза долгие» (да как это вообще — долгие?), с «тусклой первобытной истомой». Уж с синим-то небом он бы справился в два счета.
Нет, ну не станешь же рассказывать, как сидишь на стуле, с которого свисают колготки с дыркой на большом пальце, и читаешь вслух. А когда читаешь вслух — так надо, так учили на курсах, — кошка думает, что ты с ней разговариваешь, и начинает мяукать. Вычитываешь рукопись про любовь, смерть, про синее небо — если повезет, на нее изведут килограммов пять древесного сырья, — а вокруг ходит эта дура и горланит. Хорошо хоть парень на смене и не видит. В стиралке преет забытое постиранное белье, в раковине — кастрюлька с засохшей гречкой, после завтрака осталась (вчерашнего), а ты сидишь и читаешь вслух.
Нет, ну не станешь же рассказывать, как звонишь подруге и выдаешь: «Опубликовали!» — в безызвестном литературном журнале, но не важно, опубликовали ведь, — а она тебе: «Работу нашла?». Нормальную работу, мысленно договариваю за нее. А не эту, где ты пишешь статейки про то, как правильно брить подмышки, или сочиняешь предсказания для печенья. Решаешь слепить такие для себя, а потом случайно отправляешь редактору не тот файл не с теми предсказаниями:
«У тебя ничего не получится».
«Ты не добьешься успеха».
«Наверняка ты умрешь в одиночестве».
Завидуешь подруге, у нее-то всё просто: оттарабанила смену, заказала роллы и нетфликсит, уверенная, что получит сообщение «Счет пополнен» в конце месяца. И наверняка не просыпается посреди ночи с мыслью: «Небо было синим, как... сосед снизу?».
Нет, ну не станешь же рассказывать, как — черт с ней, подругой, — звонишь бабушке, уж она-то точно порадуется. Вспоминаешь детство: несешь взрослым разноцветные каракули, а они умиляются. Бабушка, конечно, до сих пор врет родственникам: «Работает, да, на федеральном канале. Всё еще». Но порадуется…
«Ба, меня опубликовали!» — «Ты ж моя умничка! Деньги хоть заплатят?.. Нет? Ну ничего. Пусть мужик зарабатывает. Пришлешь почитать?» Свою писанину — жду я продолжения. Чем бы дитя ни тешилось... Бормочешь про устаревшие гендерные стереотипы, но всё же отправляешь текст по вотсапу, откидываешься на спинку стула — ту, с дырявыми колготками, — а потом по холке пробегает мороз (штамп, заменить): вспоминаешь, что где-то на четвертой страничке затесалось такое крохотное, почти неприметное словечко «блядь» — ну надо было, чтоб герой выругался, ну никак без этого. Почти слышишь: ах, моя внучка так выражается! ах, она знает такие слова! Да я Сорокина читала, я и не такое знаю. Удалить, как удалить? Удаляешь сообщение, но выходит, что только у себя — гребаный вотсап — и зачем только научила бабушку им пользоваться.
Нет, ну не станешь же рассказывать, как пробуешь писать пьяной, редактировать трезвой. Писать трезвой, редактировать пьяной. Писать пьяной, редактировать пьяной. Не станешь рассказывать, что бутылка виски с этикеткой «Writer's Tears» не «всё та же, почему до сих пор не допьем?», а третья по счету. Прижимаешься лбом к ее холодному стеклу (штамп, заменить) и редактируешь собственные мысли. Не станешь рассказывать, что в туалете, метро, ашановском отделе фруктов думаешь только, какую бы метафору подобрать к этому чертовому небу, пока однажды, где-то на светофоре, ты не говоришь (вот оно!): «Небо похоже на рваные джинсы, в синей ткани — белые прорези облаков».
Слова наконец выстраиваются по линейке, как планеты на параде.
Ищешь телефон, забитый шизофреническими заметками:
«женщина носит душевую шапочку»
«идея: люди — домашние животные роботов»
«комнатные растения цитируют философов»
Записываешь. Выдыхаешь. А потом останавливаешься посреди дороги: я точно про джинсы сама придумала?.. Или — нет, нет, нет, — читала где-то давно, уже и не вспомнить… Неужели сперла?
Тебя сбивает автобус. Непременно синий. Тебя отбрасывает, и перед самым ударом об асфальт ты понимаешь, что весь день краснела как рак — да похуй уже на штамп, — и вот теперь ты умрешь, но и на том свете тебе захочется провалиться под землю, хотя, казалось бы, куда еще глубже: они откроют твою историю браузера и поймут, какая же ты на самом деле бездарность.
Последние поисковые запросы:
«синий синоним»
«небо синоним»
«синее небо бунин»
«таблица цветов pantone»
«как описать синее небо»
«синее небо сравнение»
какого цвета небо
почему небо синее
почему черт возьми оно вообще синее
— Коть. Коть, ты че молчишь? Я спрашиваю, как день прошел?
— Нормально. Нормально.
Литературный редактор: Ева Реген
«Фальтер» публикует тексты о важном, литературе и свободе. Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить.
Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤
— Как день прошел, коть?
Нет, ну не станешь же рассказывать, что два часа пялилась в девственную страницу Word и пыталась придумать, как описать синее небо. Разве оставишь просто: «Небо было синим»? Немыслимо. Синим, лазоревым, васильковым, цвета индиго, оттенка PANTONE 2173... Выглядываешь в окно, обращаешь взор к небу: какой, черт возьми, оно степени голубизны? А там — московское декабрьское, цвета мокрого асфальта, по которому проехался трактор.
Нет, ну не станешь же рассказывать, как завидуешь Бунину. Завидуешь страшно. Завидуешь, что не ты, а он, мать его, выплюнул смачно на бумагу: «траурным глянцем переливались черные стекла». Злишься, как он ловко — вот же засранец — приладил к «чайкам» глагол «надрывались». Рвешь на себе волосы (штамп, заменить), что это не тебе, а ему пришли в голову «рыбий блеск крыши» и «глаза долгие» (да как это вообще — долгие?), с «тусклой первобытной истомой». Уж с синим-то небом он бы справился в два счета.
Нет, ну не станешь же рассказывать, как сидишь на стуле, с которого свисают колготки с дыркой на большом пальце, и читаешь вслух. А когда читаешь вслух — так надо, так учили на курсах, — кошка думает, что ты с ней разговариваешь, и начинает мяукать. Вычитываешь рукопись про любовь, смерть, про синее небо — если повезет, на нее изведут килограммов пять древесного сырья, — а вокруг ходит эта дура и горланит. Хорошо хоть парень на смене и не видит. В стиралке преет забытое постиранное белье, в раковине — кастрюлька с засохшей гречкой, после завтрака осталась (вчерашнего), а ты сидишь и читаешь вслух.
Нет, ну не станешь же рассказывать, как звонишь подруге и выдаешь: «Опубликовали!» — в безызвестном литературном журнале, но не важно, опубликовали ведь, — а она тебе: «Работу нашла?». Нормальную работу, мысленно договариваю за нее. А не эту, где ты пишешь статейки про то, как правильно брить подмышки, или сочиняешь предсказания для печенья. Решаешь слепить такие для себя, а потом случайно отправляешь редактору не тот файл не с теми предсказаниями:
«У тебя ничего не получится».
«Ты не добьешься успеха».
«Наверняка ты умрешь в одиночестве».
Завидуешь подруге, у нее-то всё просто: оттарабанила смену, заказала роллы и нетфликсит, уверенная, что получит сообщение «Счет пополнен» в конце месяца. И наверняка не просыпается посреди ночи с мыслью: «Небо было синим, как... сосед снизу?».
Нет, ну не станешь же рассказывать, как — черт с ней, подругой, — звонишь бабушке, уж она-то точно порадуется. Вспоминаешь детство: несешь взрослым разноцветные каракули, а они умиляются. Бабушка, конечно, до сих пор врет родственникам: «Работает, да, на федеральном канале. Всё еще». Но порадуется…
«Ба, меня опубликовали!» — «Ты ж моя умничка! Деньги хоть заплатят?.. Нет? Ну ничего. Пусть мужик зарабатывает. Пришлешь почитать?» Свою писанину — жду я продолжения. Чем бы дитя ни тешилось... Бормочешь про устаревшие гендерные стереотипы, но всё же отправляешь текст по вотсапу, откидываешься на спинку стула — ту, с дырявыми колготками, — а потом по холке пробегает мороз (штамп, заменить): вспоминаешь, что где-то на четвертой страничке затесалось такое крохотное, почти неприметное словечко «блядь» — ну надо было, чтоб герой выругался, ну никак без этого. Почти слышишь: ах, моя внучка так выражается! ах, она знает такие слова! Да я Сорокина читала, я и не такое знаю. Удалить, как удалить? Удаляешь сообщение, но выходит, что только у себя — гребаный вотсап — и зачем только научила бабушку им пользоваться.
Нет, ну не станешь же рассказывать, как пробуешь писать пьяной, редактировать трезвой. Писать трезвой, редактировать пьяной. Писать пьяной, редактировать пьяной. Не станешь рассказывать, что бутылка виски с этикеткой «Writer's Tears» не «всё та же, почему до сих пор не допьем?», а третья по счету. Прижимаешься лбом к ее холодному стеклу (штамп, заменить) и редактируешь собственные мысли. Не станешь рассказывать, что в туалете, метро, ашановском отделе фруктов думаешь только, какую бы метафору подобрать к этому чертовому небу, пока однажды, где-то на светофоре, ты не говоришь (вот оно!): «Небо похоже на рваные джинсы, в синей ткани — белые прорези облаков».
Слова наконец выстраиваются по линейке, как планеты на параде.
Ищешь телефон, забитый шизофреническими заметками:
«женщина носит душевую шапочку»
«идея: люди — домашние животные роботов»
«комнатные растения цитируют философов»
Записываешь. Выдыхаешь. А потом останавливаешься посреди дороги: я точно про джинсы сама придумала?.. Или — нет, нет, нет, — читала где-то давно, уже и не вспомнить… Неужели сперла?
Тебя сбивает автобус. Непременно синий. Тебя отбрасывает, и перед самым ударом об асфальт ты понимаешь, что весь день краснела как рак — да похуй уже на штамп, — и вот теперь ты умрешь, но и на том свете тебе захочется провалиться под землю, хотя, казалось бы, куда еще глубже: они откроют твою историю браузера и поймут, какая же ты на самом деле бездарность.
Последние поисковые запросы:
«синий синоним»
«небо синоним»
«синее небо бунин»
«таблица цветов pantone»
«как описать синее небо»
«синее небо сравнение»
какого цвета небо
почему небо синее
почему черт возьми оно вообще синее
— Коть. Коть, ты че молчишь? Я спрашиваю, как день прошел?
— Нормально. Нормально.
Литературный редактор: Ева Реген
«Фальтер» публикует тексты о важном, литературе и свободе. Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить.
Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤