Ранние рукописи: сжечь или перечитывать в ностальгии? Собрали истории писателей об их отношениях с юношескими текстами. Среди этих произведений — стихи про вечную любовь, месть одноклассникам и даже письмо Эдуарду Лимонову.
Павел Кошелев
Писатель, автор телеграм-канала «Кошелев нажимает на кнопки»
— В двадцать лет я написал цикл коротких текстов, претендующих на статус стихотворений в прозе. За некоторые из них мне неловко (к счастью, прочитать их нигде нельзя), а некоторые нравятся до сих пор. Но основной, как говорится, кринж заключался не в самих текстах.
Цикл назывался «Секретный путеводитель». Каждый фрагмент был связан с каким-то реальным местом и потому сопровождался точными координатами (широта, долгота). Но некоторые цифры я заменил на знаки вопроса, всерьез надеясь, что многочисленные читатели (которые обязательно должны были откуда-то появиться сразу после явления «Путеводителя» интернету) со зверской одержимостью примутся решать неказистую головоломку, заниматься подбором цифр, высчитывать координаты, а после совершать исступленное паломничество по этим местам.
В общем, я был амбициозным молодым человеком. Даже более амбициозным (и более молодым), чем сейчас. А немногочисленные читатели (то есть мои друзья) круто меня обламывали, когда писали: «Ну вроде прикольно. А что это за странные цифры?». «Это геотеги», — скупо, как будто со сжатыми зубами отвечал им я. «М-м-м, понятно», — завершали они диалог наиболее логичным и наиболее раздражающим образом.
Пожалуй, стоит порадоваться тому, что пафоса за эти шесть лет во мне поубавилось, а творческой раскрепощенности — наоборот. И сейчас я скорее предпочел бы название «М-м-м, понятно», нежели «Секретный путеводитель». Хотя секреты люблю до сих пор.
Анна Чухлебова
Прозаик, автор книги «Легкий способ завязать с сатанизмом» и телеграм-канала «Вещество прозы»
— Когда мне было 16, я писала убогие стихи под Маяковского и переписывалась со всякими дрочерами в сети. Один из них так впечатлился моей персоной, что сделал для меня сайт на народ.ру. Сайт назывался «Революция» и был в багровых тонах. На главной была гильотина. Стихи были о том, что меня не любят одноклассники потому что я ― поэт, а они ― с **ем омлет. Как видите, поэтическое в моей душе до сих пор живо.
Елена Осадчая
Писатель, автор телеграм-канала «Сезон вдохновения»
— Удивительно, но я никогда не хотела спрятать от всех или вообще удалить с компьютера свои первые романы и рассказы. Наоборот, некоторые из них мне нравятся до сих пор. Конечно, они местами неловкие, нелогичные, а язык оставляет желать лучшего, но они — кирпичики моего пути, фундамент, благодаря которому мой нынешний роман готовится к изданию. Без них, думаю, не было бы ничего.
Но то, как я придумывала некотрые сюжетные ходы — вот это песня-сказка. До сих пор помню, как в своем самом-самом первом романе подвела героев к сложному конфликту, лбами столкнула представителей добра и зла... а вот как разрешить эту ситуацию, не придумала. Размышляла я над всем этим где-то с неделю, пока не пришла к, как мне тогда показалось, лучшему решению — просто убить антагониста.
С тех пор я всегда прописываю план будущего романа.
Ольга Кондрахина
Писатель, обозреватель «Фальтера», автор телеграм-канала «Кухарка Гегеля»
— Про «кринж или рофл».
Когда я была юна, ходила на поэтические чтения. Мои стихи преследовал такой же синдром отличницы, как и меня саму. Они были моралистические, экзальтированные и, конечно, про вечную любовь. Одно выступление, наверное, было наиболее позорным. После него кто-то охарактеризовал меня как «девочку в юбочке», а сами стихи мне разонравились довольно быстро. Да и моя миловидная манера чтения мне не сильно импонировала. Но так случилось, что именно это выступление снимали и оно оказалось на YouTube.
И как-то спустя полтора года мне пишет поэтесса, которая мне о-о-очень нравилась и на которую о-о-очень хотелось быть похожей. Пишет что-то нехорошее про это выступление. Я очень расстроилась, чуть не разрыдалась, что прошлое настигло меня таким непотребным образом, — и начала не менее нелепо оправдываться. На что поэтесса написала мне что-то вроде: «Да не, я имела в виду, что мужик-ведущий какой-то странный». А мужик действительно был странный, стараюсь больше не ходить ни к таким, ни на YouTube. Тем более в юбочке.
Ольга Нарышкина
Писатель
«Милый Эдичка! Вы прекрасный, светлый, удивительный! Когда вам будет совсем плохо, знайте! В далеком северном городе есть человек, который думает о вас с теплотой и любовью.
В темной подворотне
Плакал солнечный лучик,
Покинутый солнцем
Среди грязных кучек.
Солнечный мальчик,
Не выросший мужчина,
Выпрашивал нежность,
Тепла хоть чуток,
Взамен отдавал, что имел —
То тела, то души кусок.
Если вам негде жить в России, я приглашаю вас к себе, в Мурманск…»
Мой первый литературный опыт — письмо в какое-то издательство, где вышел роман «Это я — Эдичка». Мне пятнадцать лет, начало девяностых, большую часть моей комнаты занимают книжные стеллажи с советскими классическими сериями. И тут он, Эдичка. Карманный формат, однотонная черная обложка, дешевая бумага неприятно пахла клеем. Впервые в жизни я видела напечатанные маты, это было своего рода открытие, что обсценная лексика внешне ничем не отличается от других слов в тексте. Впервые в жизни я читала детальные описания сцен секса. Но всю натуралистичность повествования затмевал вопль чужого одиночества. Это было настолько талантливо сделано, так ощутимо, что пятнадцатилетняя девочка вместо предполагаемой брезгливости испытала сострадание. И желание написать стихи.
Через несколько лет мне было очень стыдно за это письмо, я считала его одним из самым тупых своих поступков, а «стишки» — идиотскими и надеялась, что никто и никогда их не читал.
Сейчас же эта история хранится в особой коробке с ценностями в недрах моей памяти. Рядом с ведрами детских слез после просмотра фильма по повести «Белый Бим Черное ухо». Неожиданно, верно? Но по силе эмоционального детского потрясения для меня эти две истории равны — потерянный пес и потерянный человек. Я храню это и кое-что другое как своего рода образец искренности, человеческой и писательской.
Писатель
«Милый Эдичка! Вы прекрасный, светлый, удивительный! Когда вам будет совсем плохо, знайте! В далеком северном городе есть человек, который думает о вас с теплотой и любовью.
В темной подворотне
Плакал солнечный лучик,
Покинутый солнцем
Среди грязных кучек.
Солнечный мальчик,
Не выросший мужчина,
Выпрашивал нежность,
Тепла хоть чуток,
Взамен отдавал, что имел —
То тела, то души кусок.
Если вам негде жить в России, я приглашаю вас к себе, в Мурманск…»
Мой первый литературный опыт — письмо в какое-то издательство, где вышел роман «Это я — Эдичка». Мне пятнадцать лет, начало девяностых, большую часть моей комнаты занимают книжные стеллажи с советскими классическими сериями. И тут он, Эдичка. Карманный формат, однотонная черная обложка, дешевая бумага неприятно пахла клеем. Впервые в жизни я видела напечатанные маты, это было своего рода открытие, что обсценная лексика внешне ничем не отличается от других слов в тексте. Впервые в жизни я читала детальные описания сцен секса. Но всю натуралистичность повествования затмевал вопль чужого одиночества. Это было настолько талантливо сделано, так ощутимо, что пятнадцатилетняя девочка вместо предполагаемой брезгливости испытала сострадание. И желание написать стихи.
Через несколько лет мне было очень стыдно за это письмо, я считала его одним из самым тупых своих поступков, а «стишки» — идиотскими и надеялась, что никто и никогда их не читал.
Сейчас же эта история хранится в особой коробке с ценностями в недрах моей памяти. Рядом с ведрами детских слез после просмотра фильма по повести «Белый Бим Черное ухо». Неожиданно, верно? Но по силе эмоционального детского потрясения для меня эти две истории равны — потерянный пес и потерянный человек. Я храню это и кое-что другое как своего рода образец искренности, человеческой и писательской.
Катя Янсон
Журналист, писатель, автор телеграм-канала «Акула с пером»
— Сначала ненавидела свои ранние записи, потом стыдилась. Долго ставила себе единственную цель — не звучать наивно, по-детски (так говорила мама про мои записи). В итоге пришла к мысли, что и те рассказы, и стихи были необходимым этапом становления меня как автора. Приняла то, что не всё написанное должно быть опубликовано и презентовано публике. И даже жалко стало той детской наивности, теперь я совсем другой человек, а того настроения уже не вернуть. Уважать надо свое творчество и творчество других, на любом этапе, но этому меня не учили.
Обложка: кадр из фильма «Сияние» (1980)
«Фальтер» публикует тексты о важном, литературе и свободе. Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить.
Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤