Зачем писать в темные времена и как сборник «Меньше единицы» Бродского может помочь в этом? Где искать безумные идеи для рассказов и почему без писательства — не жизнь?
«Фальтер» публикует истории читателей о трудностях на пути литератора и способах с ними справиться.
«Фальтер» публикует истории читателей о трудностях на пути литератора и способах с ними справиться.
Андрей Королёв
— Сейчас периодически перестаю понимать, нужно ли что-то писать. Дело уже не в площадках, где можно было бы получить отклик, или в журналах, которые могли бы взять текст в печать, а в уместности, что ли. Возможно, стоит больше уделить внимания семье или смене профессии, которая поможет хотя бы в какой-то обозримой перспективе уехать из страны вместе с родными. Кроме того, я не могу представить, что кому-то сейчас есть дело до моих литературных опытов. Любой текст — это возглас, крик. А крик сейчас расслышать почти невозможно: мир тает, хор гибнет и воет неразличимо.
Как я справляюсь? Иногда помогают встречи с друзьями, которые еще не уехали. Это редкость: уехало большинство, а телефоны всё-таки разъединяют людей, точнее, делают этот процесс более пластмассовым, автоматизированным. В разговоре как-то удается выскоблить наросшие слова, ощущение потом — что убрался в грязной, но еще жилой квартире. Дышать легче: «Новая жизнь — переставлю шкаф». Появляются идеи, которые кажутся свежими, из них можно печь хлеб. Аналогично действует переписка с такими же начинающими авторами, с которыми удалось найти общий язык и болтать его вместе. Всё это поддерживает и работает только на коротких временных дистанциях.
Что дает надежду? Две недели назад наткнулся на «Меньше единицы» Бродского, и этот текст стал еще одним моим собеседником. Он не только про то, о чем я думаю всё последнее время, но и написан в условиях, схожих с нынешними. Он не дает ответов, но показывает, что Бродский переживал близкие обстоятельства и это его не сломало. Хоть слова порой и отдают горечью автора, а значит, ее больше той пресловутой единицы. Это включило в моей захламленной квартире лампочку: оказывается, здесь было темно.
Никита Исаев-Осколков
— Самая большая трудность для меня в писательстве — найти достаточно времени для серьезной работы. С большой нежностью вспоминаю комментарии Нила Геймана к «Американским богам», где он рассказывал, как колесил по штатам Америки, останавливаясь у добрых друзей, чтобы прочувствовать атмосферу и собрать интересные факты и местные истории. Такое рабочее путешествие казалось мне идеальным времяпрепровождением, ведь в конце сложного пути получилась замечательная книга.
С тех пор у меня сложилось впечатление, что создание серьезного произведения (даже если и несерьезного по содержанию) — это процесс весьма длительный и требующий полной самоотдачи. А если сначала восемь часов переводчиком поработал, потом с дочерью погулял, затем мойкой посуды или полов занялся… Вот и день прошел.
Вроде как жизнь сложилась, не бедствуем, а писать рассказы тоже нужно — порой даже не особенно хочется, но чувствую, что нужно. Потому что для писателя творчество — единственный способ высказать свои чувства и мысли об окружающем мире. Его или ее личная психотерапия. Склад ума потому что такой. Финский автор комиксов Джейпи Ахонен (JP Ahonen) выводил себя из депрессии и выгорания после графически и сюжетно сложного Perkeros, создавая простые шуточные зарисовки про семью блэк-металлистов. «Brainfarts» (мозгопуки) — говорил он когда-то про это творчество, а получились в результате Belzebubs. По этим комиксам даже сериал снимают при поддержке правительственного канала Финляндии.
Вот теперь я и следую примеру Джейпи. Когда хочется написать сюжет или высказаться о мире в целом, просто изгоняю мысли из головы и придумываю миниатюры. Порой спасает сайт InspiroBot.me: он создает изображения с подписями, подобранными случайным образом. Получаются готовые (порой безумные) темы для рассказов.
Если не хочется полагаться на технику, а готовой идеи нет, в ход идет «театр абсурда». Берем тему с узнаваемыми персонажами и закручиваем ее в психоделический круассан. Так и получаются, например, «Добрые феи и зомби». Только отходим от поведенческих штампов, чтобы не скучно было, и уже добрые феи едят зомби. А почему? Потому что добрые феи в свое время попробовали шведский сюрстрёмминг и им понравилось.
А потом вылазишь из-за стола глубокой ночью и понимаешь, что добавил к своим восьми часам работы переводчиком еще два-четыре часа сочинительства. И тебе уже так плохо, что даже хорошо! И жизнь уже не так бессмысленна.
Игорь Шумов
— Наверное, единичны случаи, когда творец брался за инструмент и сразу становился творцом. Это большой и тяжелый путь, который необходимо пройти каждому автору.
Я сам начинал с дневников, хотя литературу никогда не любил (заставляли читать через силу, взамен давая поиграть в компьютерные игры). А потом... Как-то всё переменилось, пошла проза...
Но только лет пять спустя пришло осознание себя как творца. И невыносимое чувство, которое требует писать, иначе — боль, отчаяние и другие неприятные ощущения. Вместе с этим, кстати, приходят навыки и черты, которые требуются писателю-ремесленнику. Совсем иное значение обретает редактура текста. Да и сам текст ставится в красный угол. Отношение к нему соответствующее.
Мне было тяжело принять время, которое требуется на писательское становление. Да, это факт, первые продукты труда — они на то и первые, чтобы сделать из человека творца. Последующие превращают его в ремесленника.
Злата Ворожейкина
— Сейчас в голове очень много идей, и практически все они связаны с темой [явление, которое Роскомнадзор просит называть спецоперацией].
Иногда я думаю о том, что это никому не надо: простые слова ничего не остановят. Тем не менее мои истории — это моя правда, которую я хочу сохранить для современников и следующего поколения. Эта мысль дает мне силы.
«Фальтер» публикует тексты о важном, литературе и свободе. Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить.
Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборесредств. Спасибо 🖤
— Сейчас периодически перестаю понимать, нужно ли что-то писать. Дело уже не в площадках, где можно было бы получить отклик, или в журналах, которые могли бы взять текст в печать, а в уместности, что ли. Возможно, стоит больше уделить внимания семье или смене профессии, которая поможет хотя бы в какой-то обозримой перспективе уехать из страны вместе с родными. Кроме того, я не могу представить, что кому-то сейчас есть дело до моих литературных опытов. Любой текст — это возглас, крик. А крик сейчас расслышать почти невозможно: мир тает, хор гибнет и воет неразличимо.
Как я справляюсь? Иногда помогают встречи с друзьями, которые еще не уехали. Это редкость: уехало большинство, а телефоны всё-таки разъединяют людей, точнее, делают этот процесс более пластмассовым, автоматизированным. В разговоре как-то удается выскоблить наросшие слова, ощущение потом — что убрался в грязной, но еще жилой квартире. Дышать легче: «Новая жизнь — переставлю шкаф». Появляются идеи, которые кажутся свежими, из них можно печь хлеб. Аналогично действует переписка с такими же начинающими авторами, с которыми удалось найти общий язык и болтать его вместе. Всё это поддерживает и работает только на коротких временных дистанциях.
Что дает надежду? Две недели назад наткнулся на «Меньше единицы» Бродского, и этот текст стал еще одним моим собеседником. Он не только про то, о чем я думаю всё последнее время, но и написан в условиях, схожих с нынешними. Он не дает ответов, но показывает, что Бродский переживал близкие обстоятельства и это его не сломало. Хоть слова порой и отдают горечью автора, а значит, ее больше той пресловутой единицы. Это включило в моей захламленной квартире лампочку: оказывается, здесь было темно.
Никита Исаев-Осколков
— Самая большая трудность для меня в писательстве — найти достаточно времени для серьезной работы. С большой нежностью вспоминаю комментарии Нила Геймана к «Американским богам», где он рассказывал, как колесил по штатам Америки, останавливаясь у добрых друзей, чтобы прочувствовать атмосферу и собрать интересные факты и местные истории. Такое рабочее путешествие казалось мне идеальным времяпрепровождением, ведь в конце сложного пути получилась замечательная книга.
С тех пор у меня сложилось впечатление, что создание серьезного произведения (даже если и несерьезного по содержанию) — это процесс весьма длительный и требующий полной самоотдачи. А если сначала восемь часов переводчиком поработал, потом с дочерью погулял, затем мойкой посуды или полов занялся… Вот и день прошел.
Вроде как жизнь сложилась, не бедствуем, а писать рассказы тоже нужно — порой даже не особенно хочется, но чувствую, что нужно. Потому что для писателя творчество — единственный способ высказать свои чувства и мысли об окружающем мире. Его или ее личная психотерапия. Склад ума потому что такой. Финский автор комиксов Джейпи Ахонен (JP Ahonen) выводил себя из депрессии и выгорания после графически и сюжетно сложного Perkeros, создавая простые шуточные зарисовки про семью блэк-металлистов. «Brainfarts» (мозгопуки) — говорил он когда-то про это творчество, а получились в результате Belzebubs. По этим комиксам даже сериал снимают при поддержке правительственного канала Финляндии.
Вот теперь я и следую примеру Джейпи. Когда хочется написать сюжет или высказаться о мире в целом, просто изгоняю мысли из головы и придумываю миниатюры. Порой спасает сайт InspiroBot.me: он создает изображения с подписями, подобранными случайным образом. Получаются готовые (порой безумные) темы для рассказов.
Если не хочется полагаться на технику, а готовой идеи нет, в ход идет «театр абсурда». Берем тему с узнаваемыми персонажами и закручиваем ее в психоделический круассан. Так и получаются, например, «Добрые феи и зомби». Только отходим от поведенческих штампов, чтобы не скучно было, и уже добрые феи едят зомби. А почему? Потому что добрые феи в свое время попробовали шведский сюрстрёмминг и им понравилось.
А потом вылазишь из-за стола глубокой ночью и понимаешь, что добавил к своим восьми часам работы переводчиком еще два-четыре часа сочинительства. И тебе уже так плохо, что даже хорошо! И жизнь уже не так бессмысленна.
Игорь Шумов
— Наверное, единичны случаи, когда творец брался за инструмент и сразу становился творцом. Это большой и тяжелый путь, который необходимо пройти каждому автору.
Я сам начинал с дневников, хотя литературу никогда не любил (заставляли читать через силу, взамен давая поиграть в компьютерные игры). А потом... Как-то всё переменилось, пошла проза...
Но только лет пять спустя пришло осознание себя как творца. И невыносимое чувство, которое требует писать, иначе — боль, отчаяние и другие неприятные ощущения. Вместе с этим, кстати, приходят навыки и черты, которые требуются писателю-ремесленнику. Совсем иное значение обретает редактура текста. Да и сам текст ставится в красный угол. Отношение к нему соответствующее.
Мне было тяжело принять время, которое требуется на писательское становление. Да, это факт, первые продукты труда — они на то и первые, чтобы сделать из человека творца. Последующие превращают его в ремесленника.
Злата Ворожейкина
— Сейчас в голове очень много идей, и практически все они связаны с темой [явление, которое Роскомнадзор просит называть спецоперацией].
Иногда я думаю о том, что это никому не надо: простые слова ничего не остановят. Тем не менее мои истории — это моя правда, которую я хочу сохранить для современников и следующего поколения. Эта мысль дает мне силы.
«Фальтер» публикует тексты о важном, литературе и свободе. Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить.
Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборесредств. Спасибо 🖤