В песке

Ветрено.

Нет, всё-таки жарко. Солнце шпарит.

Нужно перевернуться на живот, иначе обгорю, когда обгораешь, плечи жгутся, не пожимаются, ни рюкзака не наденешь, ни обтягивающего платья — вечером, после пляжа, чтоб пить вино здесь же, на набережной. Розовое вино — как плечи, когда обгорят.

Нюта переворачивается на живот. Книга выпадает из рук. Мимо проходит бледный дед. Смотрит на обложку книги. Щурится. Перестает щуриться. Отворачивается. Семенит к морю. В кроваво-красных шортах.

Как хорошо лежать на солнце и ни о чем не думать. Давно не могла себе этого позволить — лежать и думать ни о чем. Мне казалось, что все российские пляжи одинаковы, но этот какой-то особенный, не похожий на остальные. Золотой песок, не шныряют по золотому песку мужчины, не предлагают рыбу, чурчхелу, кукурузу. Здесь только я, парочка — юноша и девушка — на бледном покрывале, охающий дед, семейство женщин — грузная бабушка — ей нужно помогать вставать, у нее толстенные ноги с крупными венами, кажется, это называется варикоз, у моей бабушки тоже такой был, она мазала ноги дурно пахнущей мазью, а потом умерла, тяжело же ей пришлось, с этим варикозом шутки плохи, вообще с телом шутки плохи — обернешься, и тебе уже не двадцать, вздохнешь и всё — на выдохе климакс, целлюлит и варикоз. Рядом с грузной бабушкой дочь — узнается по растяжкам и обвисшей груди, такие груди бывают у женщин, которые кормили детей, возможно, даже до трех лет, и сразу нескольких. И внучка — подросток лет тринадцати, впивается пальцами в песок, хватает, поднимает кулак — песок утекает сквозь пальцы. Смешная она, не тронутая мужчинами, стесняется бабушки и матери, но перед кем? Передо мной, парочкой и дедом? Нам всё равно, нам интересно наблюдать, а оценивать — не интересно.

Дед вошел в воду по пояс. Вылез из воды. Прошел мимо Нюты. Брызнул сжатой в кулаке водой на ее колени и бедра. Капли застыли. Нюта разглядывала их несколько секунд. Растерла указательным пальцем.

Этот пляж похож на Одессу моего детства. Бульвар Французский весь в цвету. Баба Дора кричит, после каждого возгласа — бодрое: «Да шо ты говоришь такое? Как дитя малое!» Все для бабы Доры — дети. Всех нужно обогреть, накормить.

Одесса сегодня заминирована. Я видела в интернете — люди там отдыхают на пляжах, несмотря ни на что. Баба Дора тоже побежала бы купаться, я бы ей сказала: «Баб Дор, бомбы же, шо вы как дитя малое!», она бы только рассмеялась, махнула рукой, забежала в воду. И взорвалась бы. Ничего не могу сделать с этим странным чувством: хочу, чтоб баба Дора умерла сейчас, от взрыва мины, а не тогда — от второго инфаркта. Хочу ей жизни подольше, хочу для себя событие позначительнее: «Моя бабка тоже умерла в две тысячи двадцать втором, понимаю вашу утрату, очень сочувствую». В каждой смерти должен быть какой-то смысл.

Телефон Нюты вибрирует. Она смотрит на экран. Быстрым движением пальца увеличивает яркость.

Из-за солнца ничего не видно. А, это будильник, на случай, если засну на пляже, чтоб перевернулась, чтоб не обгорела. Отвлеклась — баба Дора вылетела из головы как пробка из бутылки. Какое, кстати, банальное сравнение — пробка из бутылки. Юноша и девушка целуются. Он берет ее за талию, притягивает к себе. Она опускает голову ему на грудь. Какой степенью доверия нужно обладать, чтобы оказаться с человеком на пляже? Это интимнее секса. Пляж — всегда неловкость.

Он может пялиться на других, а твое тело окажется не таким совершенным, как тела тех, на кого он смотрит. Пляж — всегда про свободу и про отношения. Пляж — про тело. Тело — всегда — про свободу и отношения.

Нюта поднимает книгу. Перелистывает страницу. На обложке — Сталин. Книга — биография Сталина. Нюта читает книгу. Останавливается на главе про убийство Кирова.

Солнце печет. Надо бы искупаться. Такое тошнотворное чувство — липкое, грязное, отчего? Кажется, я выбрала странную книгу для чтения на пляже. В прошлый раз читала Андрея Платонова, там было пободрее. Но не хочется читать всё это в течение года, вообще не хочется сдавать эту советскую литературу, в ней разбираться. Она вызывает у меня отвращение. Сталин запретил аборты. Жена Сталина сделала десять абортов за четырнадцать лет совместной жизни. Родила двоих детей и сделала десять абортов. За четырнадцать лет совместной жизни. Ему было всё равно, как она выглядит, какое у нее тело; ее тело ему принадлежало, но он совсем о нем не заботился. Раздался выстрел. Она распорядилась с телом так, как посчитала нужным.

Нюта загибает уголок страницы. Закрывает книгу. Встает с лежака. Отряхивает песок. Поправляет верх купальника. Идет к морю. Пальцы ног тонут в песке.

Прохладная вода, скользкие камни. Ничего, нужно пройти чуть дальше и окунуться. Когда вода будет по пояс — поплыву. Вода обволакивает тело, вода тело принимает. Как приятно ему — телу.

Нюта разводит руки под водой. Отталкивается от дна. Плывет.

Когда мне было двенадцать, я ездила на пляж с дядей и его друзьями. Они пили пиво на берегу, я не вылезала из воды. «Губы уже синие, выходи!» — смеялись мужики, смеялся дядя. Я выходила в мокром купальнике, из лифа проглядывали соски. Я складывала руки, закрываясь. Дядя давал мне полотенце, но не в руки, обнимал меня этим полотенцем, касался груди. Я дрожала. Он растирал руками мои ноги, говорил — грейся, нужно греться, замерзла, губы синие. Вроде в этом что-то было, а вроде ничего и не было.

Нюта возвращается на берег. Песок прилипает к ступням. Становится мокрым. Черным. Нюта подходит к лежаку. Останавливается рядом с ним. Вода стекает медленными каплями с завязок купальника. Превращается в узор — на песке.

Моя спина напоминает минное поле: в неожиданных местах выстреливает болью. Моей спине нужен массажист, чтобы нажимал на больное, чтобы делал еще больнее, чтобы высвобождал через боль. Ноги не хотят стоять на теплом песке, хотят лечь, протянуться. Я совершаю над собой усилие, чтобы стоять здесь, на песке. Почему? Откуда боль? Оттого, что ехала на море в тесной коробочке, на верхней полке плацкарта. На юг России больше не летают самолеты с гражданскими — идет специальная военная операция. Над югом России проносятся самолеты с военными. Но я даже здесь, сейчас, на воле — будто бы в той тесной коробочке, на верхней полке плацкарта. Кондиционер сломан, воздуха нет. Я задыхаюсь, не могу вдохнуть. Шатаясь, спускаюсь по лестнице. Боюсь разбудить попутчиков. Покачиваясь, иду к туалету. Уворачиваюсь от торчащих пяток. Занято. Жду несколько минут, сдерживая тошноту. Считаю: и раз, и два, и раз, и два, и раз, и два, чтобы не упасть в обморок. Из туалета выходит тучный мужчина, закрывает дверь с громким стуком, смотрит на меня: «Эй, тебе плохо?» — «Меня стошнит, если не отойдете» — шепчу я, думаю о том, что это звучит как угроза, он отходит от двери, я захожу в кабинку, склоняюсь — не тошнит. Умываюсь холодной водой. Осталось ехать двадцать часов.

Нюта садится на лежак. Прямая спина. Плечи расправлены. Берет в руки книгу.

Строчки расплываются перед глазами.

«Привет, одна здесь отдыхаешь?» — «Да, можешь садиться». — «Позволь тебя угостить». — «Меня уже угостили». — «Я тоже хочу тебя угостить». У него открытый взгляд, про такой говорят — бесхитростный. Сидели на летней веранде ресторана. Я ни разу не оплатила в этом ресторане коктейль — стол усыпан купюрами от мужчин, которые нуждались в женском теле на один вечер. Я не была ни с кем близка, молча принимала коктейли и купюры. Но этот — заинтересовал. Искренне удивился купюрам и тому, что одинокие девушке на юге России пользуются большим спросом. Рассказывал, что ему предстоит длительная командировка, из которой он может не вернуться. Я сразу поняла, куда его отправляют — по взгляду без искры, без похоти, с сыновней надеждой на спасение. Я положила свою ладонь на его — сжала пальцы. Он поднял мою ладонь своей, коснулся ее губами. Заказал бутылку вина, мы спустились к морю. Провели ночь в разговорах. «Ты мне позволишь тебе написать, если нам разрешат телефоны?» — смотрит взглядом влюбленного подростка. Дала ему неправильный номер телефона. До его отъезда оставалось двадцать часов.

Становится прохладно.

Пляж опустел. Нюта свернула лежак. Надела платье поверх купальника. Стряхнула песок со ступней. Двинулась вдоль берега.


Литературный редактор: Ева Реген

Автор обложки: Ира Копланова


«Фальтер» публикует тексты о важном, литературе и свободе. Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить.

Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤