Эйфелева башня

Она смотрит мимо него в стену, наполовину обшитую вагонкой.

Он смотрит мимо нее в стену с нарисованной Эйфелевой башней. На фоне голубого неба с облаками башня отрывается от земли и летит вверх — на восток, навстречу солнцу. Долетит ли? И вообще, что за странный сюжет для картины — летающая Эйфелева башня, думал он и продолжал смотреть.

Когда же все это кончится? Думала она, продолжая смотреть на недоделанную стену за его плечом. Футболка с пятнами. Вечные пятна. Где он сажает такие, что ничем не отстирать? Треники эти лохматые, дырявые, вонючие. Почему надо по дому ходить как бомж? На работу вон свою ходит павлином. Отмоется, причешется, рубашечку чистую, пиджачок после химчисточки. Дважды в неделю туда-сюда с его пиджачками. Оно мне надо? А дома? А дома свинья вонючая. Где он только грязь находит?

Все! Достало по самое не могу. Надо прекращать этот ее балаган разноцветный. Видишь ли, захотела в ремонте поучаствовать. Далась ей эта башня. Никогда же не была в Париже. Даром что язык учит. Намекает, чтобы я туда ее отправил с этой… репетиторшей… как ее… Родственники у нее там, смотри ты! На отеле они сэкономят. А я? Я что, место пустое? Меня они с собой не зовут почему-то. А я, может, тоже в Париж хочу. Дался он мне. Но может, и хочу. Может, мне надо это панно настенное с оригиналом сравнить и на Джоконду вживую посмотреть. Может, мне туда тоже позарез надо. Каштаны с лягушками жрать и вино пить. Что вылупилась? Смотрит мимо, зараза. Мечтает. Вон глаза затуманились.

Опять слюни распустил. Щас еще утрется рукавом. Ну как так можно? Что у него за манеры! Как «манеры» по-французски? Забыла. Надо будет у Серафимы Аркадьевны уточнить.

О, да! Серафима Аркадьевна Пожарская — нафталиновое чучело! Где она ее откопала? Из князей Пожарских, подумать только! Смотрите, какие мы тут все! Хм, проверить бы эту Фимку, с ней явно что-то нечисто. Завтра Сереге звякну, пусть пошарит, где надо. Пора уже ее на чистую воду вывести. Мало того, что за уроки плачу второй год как, так еще и в Париж билеты оплати. А ремонт? А ипотека?

Невыносимо! Невыносимо мне вот это все. Чучело! Чучело! Урод уродский! Щас еще в доту-блевоту свою засядет. А стена? А стена сама себя доделает, наверное? Да? Я даже позвать к себе никого не могу. Доски, гвозди — дерьмища полная квартира. Ипотекой своей попрекает. Нет, правильно Серафима говорит, уходить. Уходить, пока еще в расцвете. Дотянуть до Парижа и… не вернусь больше, не дождется. Потом маму к себе перевезу, а его пошлю на хрен. У Серафимы там кузен троюродный. Ему под семьдесят — ну и что — на фотке вполне симпатичный и живет в Париже.

Вовремя я ее остановил, конечно. Она бы этими башнями все стены разрисовала. Художника этого еле выпер. Три месяца торчал у нас на всем готовом. Ходил, как к себе домой, до ночи не выгонишь. И тоже про Париж, про Монмартр, про этюды. Спасибо Сереге, уточнил. Знаем мы таких. Три курса хмызни — и вот тебе ученья свет. А эта расфуфырилась, как фламинго. Трепыхалась бабочкой вокруг этого на букву «х». Блинчики жарила, курица недоделанная. Кисточки подавала, красочки размешивала. Тьфу! Надо балаган прекращать.

Да чтоб тебя! Да чтоб его! Вот было бы чудесно, если б он…

[Возводит глаза к потолку.]

Что там за пятно? Что это? Потолок совсем новый. Никаких пятен быть не должно. Краска? Но такой мы не красили.

[Она смотрит недолго и снова переводит взгляд на стену, наполовину обшитую вагонкой.]

А подруги ее? Все как одна разведенные. Светка даже два раза успела. Алкоголички гиалуроновые. Таро-шмаро. Тьфу! Соберутся в зуме своем и давай до ночи трындеть. Ни о чем же толком не говорят, только слышу, как моя хихикает и спрашивает: а ты? А он? Бедные мужики, знали бы они, как им кости перемывают. Надо кончать с этим балаганом!

Эйфелева башня отрывается от земли и летит на восток, по направлению к солнцу.

Что это за пятно на облаке?

Он не смотрит на нее. Он смотрит мимо. Он смотрит, как по нарисованному облаку разбрызгивается и стекает вниз пятно.

Когда они были другими? Ее желтое платье. Босоножки с оторванным ремешком. Коленки голые. Запястья тонкие. Волосы как шапка одуванчика. И вся она такая легкая, почти прозрачная.

— Ты же отвезешь меня в Париж?

— Конечно.

— Ты любишь меня? — Она закидывает руки ему на плечи и встает на цыпочки, чтобы поцеловать.

— Конечно.

Помню-помню. Говорила. И я говорил. Потом родители — мои и ее. Мамаша тоже с выпендрежем. Артистка малых и больших. Батя запойный. Учила меня мама: на родителей смотри. Ну я и смотрел. А что? Ну вот что теперь? Из кредитов не вылезаю, за свадьбу еще триста тысяч должен, ипотека, ремонт. Сука, ремонт. Ну жили бы в съемной. Так нет же, собственность им подавай. Две работы, три подработки. Я сдохну!

Уезжать, уезжать. Сумку соберу завтра. Ничего с собой не возьму. Соберу и уеду. Сначала к маме, потом с Серафимой в Париж. А денег хватит? У мамы попрошу. А этот — будет знать, как без меня. Как без меня? Вот и узнает.

Надо кончать этот балаган. Самому кончать. Первому. Надо всегда быть первым. Бить первым.

Дверной звонок уже полчаса не умолкает. В дверь стучат. Кричат. Два раза молотком стукнул. Потом еще. Отлетело что-то в потолок. Брызнуло на облако за ее спиной. Эйфелева башня отрывается от земли и летит на восток, по направлению к солнцу.

«Фальтер» публикует тексты о важном. Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить.

Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤