Рассказ Игоря Шумова «Нужда» — о том, как почувствовать себя лучше в неуютные времена и в неуютную погоду. Место действия — Белград, а суть действия — быть рядом с людьми.
Игорь — писатель, сооснователь музыкального лейбла «НИША» и книжной инициативы «ТОМЬиздат». Номинант премий ФИКШН35 (сборник «Тельце») и «Лицей» (роман «В мире животных (и немного людей»)). Читает тексты на YouTube и «ВКонтакте».
Игорь — писатель, сооснователь музыкального лейбла «НИША» и книжной инициативы «ТОМЬиздат». Номинант премий ФИКШН35 (сборник «Тельце») и «Лицей» (роман «В мире животных (и немного людей»)). Читает тексты на YouTube и «ВКонтакте».
— Этот рассказ был, как и многое хорошее, бессознательной вспышкой, и мне не хочется говорить много красивого, чтобы объяснить его. Скажу так: все в этой забегаловке были — и не раз.
Нужда
Вечер, будний день. Трамвай не осилил дорогу.
Пахло мусором и углем. Спустился еле заметный туман. Ни одной машины вокруг. Только закрытые двери и мягкий свет фонаря.
Из-за угла появился парень в пальто, с капюшоном на голове. Куда бы он ни пошел до этого — все закрыто. Ни единого места, где бы он мог спокойно поссать. Увидев в конце улицы мусорные баки напротив шиномонтажа, парень привередливо улыбнулся.
Нужда все решила за него.
Он сделал пару шагов и остановился. Слева, на деревянной двери, горела разноцветная вывеска OPEN. Что это за место, его вообще не волновало. Если открыто и там есть сортир — отлично. Парень снял капюшон и уперся плечом в дверь.
Внутри оказалось тускло и душно. Пахло раскаленной печью. Нужда толкала парня вперед к стойке, где старик в белом фартуке решал сканворд. Он поднял взгляд на гостя:
— Izvoli. (Что хочешь?)
— Imate li toalet? (У вас есть туалет?)
— Ima, (Есть.) — старик показал ему карандашом за спину.
Какая была радость, когда он снял штаны перед чистым унитазом, даже стона не сдержал. Парень дернул за цепь, и вместе с водой ушла память о нужде. Выходя из сортира, парень шепотом пробормотал:
— Hvala puno, (Спасибо большое.) — и уже собрался накинуть капюшон, как тут же замер.
Обделенные краской стены. Пара лампочек, горящих через силу. Липкий пол. Но так уютно парню было, так тепло, что он развернулся к старику. Тот мастерски крутил на весу тесто для пиццы, смотрел, как оно растягивается. В печи мелькали искры.
Парень рассудил: было бы грубо уйти, ничего не заказав, будто он зашел не от нужды, а так — просто на чужой труд поссать. Старик положил тесто, и руки его заметались по металлическим формам, где лежали готовые нарезки. Не отрываясь от дела, спросил:
— Hoces li capricozu? (Хочешь капричозу?)
— Moze, naravno. Jednu parce. (Да, конечно. Один кусочек.)
— Deset minuti. (Десять минут.)
— Vazi, hvala. (Хорошо, спасибо.)
Приземлился парень около входа. Тишина манила его. От треска в печи становилось все спокойнее и спокойнее.
Вдруг дверь пиццерии открылась. Зашел невысокий бородач. То ли от невнимательности, то ли от пофигизма он не прикрыл за собой дверь. Стало холодно.
— Sorry, — обратился бородач к старику, — can I have two slices of caprichosa? (Извините, можно два куска капричозы?)
— You wait. Seven minutes, (Ты жди. Семь минут.) — с трудом ответил на английском старик.
Бородач развернулся, чтобы выбрать место, и поймал на себе презрительный взгляд парня.
— О, да я тебя знаю, мен, — бородач сел рядом, снял шапку, — ты же сейчас у бара был, да?
— Нет, вы обознались.
— А ты типа не из клуба что ли? Ну блин, мы точно где-то виделись! На какой-нибудь мигрантской тусовке, точно.
На секунду они отвлеклись, услышав, как скользнуло дерево по камню в печи. Парень увидел на руке бородача маленькую татуировку — между указательным и большим пальцем. Оранжевый овал на ножках, без глаз и без рук, с выдавленным названием бренда.
— Plazma¹?
— Да, мен, – бородач поднес руку к лицу парня, почти вплотную к носу, — ****нно, да? Капитан Плазмич. А ты чего, сколько тут?
— Год с небольшим.
— Ну ты, мен, конечно, старожил. Я тут шестой уже.
— Год?
— Тьфу-тьфу! Месяц!
Старик включил радио. Надоела ему русская речь. Из ветхих колонок надрывно заиграла югославская попса. И если бы не тление дров, что смешалось с музыкой, будто шорох винила, то русы заметили бы еще одного гостя пиццерии.
На пороге встал сутулый мужчина с бледным лицом и тонкими, словно зубочистки, руками. Как и бородач, он забыл про дверь и медленно подошел к стойке. Старик, зажав телефон между ухом и плечом, повернулся и грубо бросил:
— Zatvori! (Закрой!)
Бледный замер.
— Вы говорите по-русски?
— Jebate… (***ть тебя…) — то ли злился, то ли ухмылялся старик. Он отвернулся к печи, продолжая говорить по телефону.
— Ну он… — бородач поднялся, хлопнул дверью и подошел к бледному. — Мен, ты чего? Какой по-русски?
— А я думал, они все его знают… — со страхом в глазах ответил бледный.
— На английском скажи!
— А я не… я не знаю английского.
Услышав это, парень за столом пыснул.
— Ладно, мен, давай помогу. Пиццу будешь? Hey, sorry, he wants… (Эй, простите, он хочет…) сколько?
— Две.
— Two slices, (Два куска.) — продолжил бородач.
— Deset minuti! (Десять минут!) — с раздражением ответил старик.
— Thanks, (Спасибо.) — бородач подался к бледному так близко, что хоть мочку уха грызи, — а пять минут назад говорил семь. Полако² , мен.
Бородач вернулся за стол, подвинул свой стул ближе к парню, чтобы освободить место для бледного. Но тот, будто не видел, занял соседний столик в углу. Русы молчали, каждый нашел свою точку в пространстве и залип. Постепенно бледный успокоился, выпрямился и обратился к русам:
— А вы откуда?
— Откуда все, мен.
— И чем занимаетесь?
— Тем, чем и все, мен.
— А вы? — бледный посмотрел на парня. Тот не ответил. Это смутило бледного, и он снова сгорбился.
— Да садись к нам, чего ты? — бородач похлопал по стулу сбоку, и бледный тут же присел рядом. — Ты чего, как, откуда?
— А мы только приехали из Армении. Там язык все знают, я думал, тут так же…
— Мен, — бородач повернулся к парню, — что-то долго делает, да?
Он утвердительно кивнул. Прошло еще несколько минут, прежде чем старик достал из печи пиццу. Разбросал горсть сыра поверх. Учуяв запах, русы приподнялись.
Дверь пиццерии снова открылась. Высокий серб в два шага пересек зал. Старик тут же накричал на него: потребовал закрыть за собой. Ответ серба оказался еще громче. Под впечатлением русы сжались в углу. Серб взял стул, развернул его к стойке. О чем они говорили дальше, русам было непонятно, пока они не увидели, как старик сложил готовую пиццу в картонную коробку и протянул ее сербу.
— Ну это что за **рь? — бородач пошел к старику. — Excuse me, but where is our pizza? (Простите, а где наша пицца?)
— You wait. (Вы ждите.)
— Oh come on! (Ой да ладно!)
— Hej, rus! — старик уставился в темноту, точно в глаза парня. — Reci momcima da se smiri jer dečak radi u klubu, ništa nije jeo! Nećete umreti, mozete da sačekate! Još deset minuta, to nije problem. (Эй ты, рус, скажи парням, чтобы успокоились, ибо этот работает в клубе, он ничего не ел. Вы не умрете, подождете. Еще десять минут — это не проблема.)
— А что он сказал? — пропищал бледный.
— Чтобы подождали, — буркнул парень.
— Надо было ему напомнить, что мы первые были, — проговорил бледный, когда бородач вернулся.
— Мен, так иди и скажи! — слащаво протянул бородач.
Никуда он не двинулся. Русы сидели и пялились друг на друга. Музыку сменила реклама: убеждали вложиться в ипотеку. Сам того не замечая, бледный стучал пальцами по дереву, будто печатал на воображаемой клавиатуре. Бородач мгновенно уловил ритм: цокал на сильных долях, щелкал пальцами на слабых. И нога парня сама собой топала в такт другим русам. Они то ускорялись, то замедлялись, пока из колонок не заиграла следующая песня.
— Фига, мен, ты в музыкалке учился?
— Я? — бледный вздрогнул. — Нет, с ребенком иногда играем…
Так русы и продолжали сидеть в молчании. Общая нужда держала их вместе. Случайно, без веской причины, они чувствовали себя единым целым.
Скоро пицца была готова. Сначала парень взял кусок, заплатил и вернулся к остальным. Потом бородач и бледный подошли к стойке. Забрав свое, они сели за разные столы. Один у сортира, другой в тени.
Слышался хруст теста. Бородач качал головой под песню с радио. Бледный ел быстро, хоть и пицца была только из печи. Его лицо скривилось от боли.
Оставив после себя корочку, бледный встал и направился к выходу. Он не попрощался, не взглянул на своих. Только спину показал. Когда дверь за ним закрылась, казалось, словно никакого бледного никогда и не было.
Затем доел и бородач. Он похлопал руками по штанам, скидывая крошки на пол. Парочка спряталась в бороде. Он протер губы салфеткой и ушел. Открылась дверь — закрылась дверь.
Старик посмотрел из-за стойки в зал и выключил радио. Пришло время закрываться. Стоило парню выйти из пиццерии, как вывеска погасла.
Пахло мусором, пахло вечерним Белградом. Ветер обдувал шею и гнал парня дальше. Он нашел ту же дорогу, по которой пришел, близ каменного моста, через галерею закрытых магазинов. Уверенный, что день прошел, нужда пропала.
Но оказалось — нет.
Она стала еще больше.
Пахло мусором и углем. Спустился еле заметный туман. Ни одной машины вокруг. Только закрытые двери и мягкий свет фонаря.
Из-за угла появился парень в пальто, с капюшоном на голове. Куда бы он ни пошел до этого — все закрыто. Ни единого места, где бы он мог спокойно поссать. Увидев в конце улицы мусорные баки напротив шиномонтажа, парень привередливо улыбнулся.
Нужда все решила за него.
Он сделал пару шагов и остановился. Слева, на деревянной двери, горела разноцветная вывеска OPEN. Что это за место, его вообще не волновало. Если открыто и там есть сортир — отлично. Парень снял капюшон и уперся плечом в дверь.
Внутри оказалось тускло и душно. Пахло раскаленной печью. Нужда толкала парня вперед к стойке, где старик в белом фартуке решал сканворд. Он поднял взгляд на гостя:
— Izvoli. (Что хочешь?)
— Imate li toalet? (У вас есть туалет?)
— Ima, (Есть.) — старик показал ему карандашом за спину.
Какая была радость, когда он снял штаны перед чистым унитазом, даже стона не сдержал. Парень дернул за цепь, и вместе с водой ушла память о нужде. Выходя из сортира, парень шепотом пробормотал:
— Hvala puno, (Спасибо большое.) — и уже собрался накинуть капюшон, как тут же замер.
Обделенные краской стены. Пара лампочек, горящих через силу. Липкий пол. Но так уютно парню было, так тепло, что он развернулся к старику. Тот мастерски крутил на весу тесто для пиццы, смотрел, как оно растягивается. В печи мелькали искры.
Парень рассудил: было бы грубо уйти, ничего не заказав, будто он зашел не от нужды, а так — просто на чужой труд поссать. Старик положил тесто, и руки его заметались по металлическим формам, где лежали готовые нарезки. Не отрываясь от дела, спросил:
— Hoces li capricozu? (Хочешь капричозу?)
— Moze, naravno. Jednu parce. (Да, конечно. Один кусочек.)
— Deset minuti. (Десять минут.)
— Vazi, hvala. (Хорошо, спасибо.)
Приземлился парень около входа. Тишина манила его. От треска в печи становилось все спокойнее и спокойнее.
Вдруг дверь пиццерии открылась. Зашел невысокий бородач. То ли от невнимательности, то ли от пофигизма он не прикрыл за собой дверь. Стало холодно.
— Sorry, — обратился бородач к старику, — can I have two slices of caprichosa? (Извините, можно два куска капричозы?)
— You wait. Seven minutes, (Ты жди. Семь минут.) — с трудом ответил на английском старик.
Бородач развернулся, чтобы выбрать место, и поймал на себе презрительный взгляд парня.
— О, да я тебя знаю, мен, — бородач сел рядом, снял шапку, — ты же сейчас у бара был, да?
— Нет, вы обознались.
— А ты типа не из клуба что ли? Ну блин, мы точно где-то виделись! На какой-нибудь мигрантской тусовке, точно.
На секунду они отвлеклись, услышав, как скользнуло дерево по камню в печи. Парень увидел на руке бородача маленькую татуировку — между указательным и большим пальцем. Оранжевый овал на ножках, без глаз и без рук, с выдавленным названием бренда.
— Plazma¹?
— Да, мен, – бородач поднес руку к лицу парня, почти вплотную к носу, — ****нно, да? Капитан Плазмич. А ты чего, сколько тут?
— Год с небольшим.
— Ну ты, мен, конечно, старожил. Я тут шестой уже.
— Год?
— Тьфу-тьфу! Месяц!
Старик включил радио. Надоела ему русская речь. Из ветхих колонок надрывно заиграла югославская попса. И если бы не тление дров, что смешалось с музыкой, будто шорох винила, то русы заметили бы еще одного гостя пиццерии.
На пороге встал сутулый мужчина с бледным лицом и тонкими, словно зубочистки, руками. Как и бородач, он забыл про дверь и медленно подошел к стойке. Старик, зажав телефон между ухом и плечом, повернулся и грубо бросил:
— Zatvori! (Закрой!)
Бледный замер.
— Вы говорите по-русски?
— Jebate… (***ть тебя…) — то ли злился, то ли ухмылялся старик. Он отвернулся к печи, продолжая говорить по телефону.
— Ну он… — бородач поднялся, хлопнул дверью и подошел к бледному. — Мен, ты чего? Какой по-русски?
— А я думал, они все его знают… — со страхом в глазах ответил бледный.
— На английском скажи!
— А я не… я не знаю английского.
Услышав это, парень за столом пыснул.
— Ладно, мен, давай помогу. Пиццу будешь? Hey, sorry, he wants… (Эй, простите, он хочет…) сколько?
— Две.
— Two slices, (Два куска.) — продолжил бородач.
— Deset minuti! (Десять минут!) — с раздражением ответил старик.
— Thanks, (Спасибо.) — бородач подался к бледному так близко, что хоть мочку уха грызи, — а пять минут назад говорил семь. Полако² , мен.
Бородач вернулся за стол, подвинул свой стул ближе к парню, чтобы освободить место для бледного. Но тот, будто не видел, занял соседний столик в углу. Русы молчали, каждый нашел свою точку в пространстве и залип. Постепенно бледный успокоился, выпрямился и обратился к русам:
— А вы откуда?
— Откуда все, мен.
— И чем занимаетесь?
— Тем, чем и все, мен.
— А вы? — бледный посмотрел на парня. Тот не ответил. Это смутило бледного, и он снова сгорбился.
— Да садись к нам, чего ты? — бородач похлопал по стулу сбоку, и бледный тут же присел рядом. — Ты чего, как, откуда?
— А мы только приехали из Армении. Там язык все знают, я думал, тут так же…
— Мен, — бородач повернулся к парню, — что-то долго делает, да?
Он утвердительно кивнул. Прошло еще несколько минут, прежде чем старик достал из печи пиццу. Разбросал горсть сыра поверх. Учуяв запах, русы приподнялись.
Дверь пиццерии снова открылась. Высокий серб в два шага пересек зал. Старик тут же накричал на него: потребовал закрыть за собой. Ответ серба оказался еще громче. Под впечатлением русы сжались в углу. Серб взял стул, развернул его к стойке. О чем они говорили дальше, русам было непонятно, пока они не увидели, как старик сложил готовую пиццу в картонную коробку и протянул ее сербу.
— Ну это что за **рь? — бородач пошел к старику. — Excuse me, but where is our pizza? (Простите, а где наша пицца?)
— You wait. (Вы ждите.)
— Oh come on! (Ой да ладно!)
— Hej, rus! — старик уставился в темноту, точно в глаза парня. — Reci momcima da se smiri jer dečak radi u klubu, ništa nije jeo! Nećete umreti, mozete da sačekate! Još deset minuta, to nije problem. (Эй ты, рус, скажи парням, чтобы успокоились, ибо этот работает в клубе, он ничего не ел. Вы не умрете, подождете. Еще десять минут — это не проблема.)
— А что он сказал? — пропищал бледный.
— Чтобы подождали, — буркнул парень.
— Надо было ему напомнить, что мы первые были, — проговорил бледный, когда бородач вернулся.
— Мен, так иди и скажи! — слащаво протянул бородач.
Никуда он не двинулся. Русы сидели и пялились друг на друга. Музыку сменила реклама: убеждали вложиться в ипотеку. Сам того не замечая, бледный стучал пальцами по дереву, будто печатал на воображаемой клавиатуре. Бородач мгновенно уловил ритм: цокал на сильных долях, щелкал пальцами на слабых. И нога парня сама собой топала в такт другим русам. Они то ускорялись, то замедлялись, пока из колонок не заиграла следующая песня.
— Фига, мен, ты в музыкалке учился?
— Я? — бледный вздрогнул. — Нет, с ребенком иногда играем…
Так русы и продолжали сидеть в молчании. Общая нужда держала их вместе. Случайно, без веской причины, они чувствовали себя единым целым.
Скоро пицца была готова. Сначала парень взял кусок, заплатил и вернулся к остальным. Потом бородач и бледный подошли к стойке. Забрав свое, они сели за разные столы. Один у сортира, другой в тени.
Слышался хруст теста. Бородач качал головой под песню с радио. Бледный ел быстро, хоть и пицца была только из печи. Его лицо скривилось от боли.
Оставив после себя корочку, бледный встал и направился к выходу. Он не попрощался, не взглянул на своих. Только спину показал. Когда дверь за ним закрылась, казалось, словно никакого бледного никогда и не было.
Затем доел и бородач. Он похлопал руками по штанам, скидывая крошки на пол. Парочка спряталась в бороде. Он протер губы салфеткой и ушел. Открылась дверь — закрылась дверь.
Старик посмотрел из-за стойки в зал и выключил радио. Пришло время закрываться. Стоило парню выйти из пиццерии, как вывеска погасла.
Пахло мусором, пахло вечерним Белградом. Ветер обдувал шею и гнал парня дальше. Он нашел ту же дорогу, по которой пришел, близ каменного моста, через галерею закрытых магазинов. Уверенный, что день прошел, нужда пропала.
Но оказалось — нет.
Она стала еще больше.
¹ Plazma — марка популярного печенья в Сербии.
² Полако — «расслабься».
² Полако — «расслабься».
Литературные редакторы: Таня Олефир, Ева Реген
Автор обложки: Ева Реген
«Фальтер» публикует тексты о важном. Подписывайтесь на телеграм-канал, чтобы не пропустить.
Хотите поддержать редакцию? Вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤