Когда солнце погаснет

Это все придумала она. Сказала, что солнце скоро вырубит нам весь интернет и электричество. Сказала, ученые доказали, что вспышки на солнце в этом году будут такие сильные, что мы останемся без связи и света. Я погуглил — это было правдой.

Однажды вечером у меня стал тормозить ютуб, в мессенджерах не отправлялись сообщения. Иногда неустойчивая связь, эта насквозь дырявая рыболовная сетка, что-то все-таки вылавливала. Сначала от нее пришло только одно слово: «Началось». А потом мой телефон яростно задребезжал. Я решил, что интернет наконец наладился, но все сообщения были только от нее. Я представил, с какой силой она тычет по экрану телефона, чтобы сообщения отправлялись быстрее, и они отправлялись. Иначе у нее и быть не могло.

Она писала, что, возможно, погаснет не только свет, но и само солнце, и мы не сможем разглядеть даже собственные ладони. Она боялась, что наступит полная темнота, как в фильме с ее любимой Евой Грин, где у героев постепенно отказывают органы чувств.

«Нам надо что-то придумать. Завтра после школы на нашем месте», — говорилось в ее последнем сообщении.

Наше место — это букинистический магазин, где нельзя встретить одноклассников.

Из школы мы шли не вместе, как всегда. Я отставал на десять минут. Она ждала меня у высокого крыльца, которое зимой в гололед превращалось в неприступную горку. Она снова покрасила волосы в черный, ее пряди блестели на солнце, будто ненастоящие, как у фарфоровых кукол. Она стояла и курила в своем любимом красном берете, как обычно, невзатяг. Нормально курить она так и не научилась. Свой образ она взяла из другого фильма с Евой Грин. Про то, как легко не заметить революцию, если ты влюблен и у тебя есть пустая квартира.

Она щурилась, смотрела мимо меня — на небо. Я подошел и поцеловал ее в щеку.

— Идем. У нас много дел, — сказала она.

В букинистическом никого. Она сразу же направилась к продавцу.

— У вас нет граммофона? Или патефона? Чтобы пластинки можно было слушать без электричества.

Продавец усмехнулся, вложил в раскрытую перед ним книгу закладку и посмотрел на нее:

— Я букинист.

— Ну мало ли, — фыркнула она. — Может, вы знаете, кто этим торгует. У вас же, наверняка, одна тусовка.

— Может и знаю.

— Дадите телефончик? Нам очень нужно. И прямо срочно.

Пока они говорили, я осматривал стеллажи — не принес ли кто чего новенького. «Сумерки», Брэдбери, Филип Дик…

— Эй, — она ткнула меня в бок своим тонким пальцем. — Я договорилась. Но это дорого. У тебя деньги будут? Тридцать тысяч.

— Что? Откуда?

— Родители не дадут?

— Нет, конечно. Скажут, чтобы сам заработал. Зачем тебе проигрыватель?

Она схватила меня за руку и повела в дальний угол магазина, туда, где потрепанные любовные романы кричали «возьми меня».

— Когда солнце погаснет, у нас должна быть музыка. Ты же знаешь, как я люблю музыку. Мы затаримся пластинками и сможем слушать их с патефона.

— Мы?

— Да. Ты ведь будешь со мной в этот момент?

— Конечно, — не сомневаясь, кивнул я.

— Хорошо. Надо еще придумать, как мы будем смотреть кино.

— Думаю, придется обойтись без кино. Можем читать книги.

— Не люблю читать, — нахмурилась она.

— Я буду читать тебе вслух.

— Тогда возьми что-нибудь страшное.

— Стивена Кинга?

— Может, что-то из японцев? У них самые страшные фильмы.

— Я что-нибудь подберу.

— Ну или про любовь. Но не сахарное. Кровавое и чтобы со смертью.

Я оглянулся на полку с любовными романами и засомневался, что сумею что-то найти. Может, «Сумерки» все же подойдут?

Она продолжала:

— Еще надо купить много еды и сигареты. А еще алкоголь. У тебя паспорт сейчас с собой есть? Я свой забыла. Надо уже начинать затариваться.

— Погоди. Куда мы собираемся-то?

Она посмотрела по сторонам и зашептала:

— Есть одна свободная квартира. Мои родственники уехали из страны. Мы можем там переждать, пока все не закончится.

— То есть когда вырубят интернет, мы встретимся и пойдем туда?

— Нет, конечно. Мы должны сделать это заранее. На улице начнется паника, мародерство. Ты читал, что было в Нью-Йорке во время блэкаута в семидесятых?

— Нет.

— Почитай. Это будет страшно. Поэтому я хочу на этой неделе перенести туда вещи. Пластинки, одежду, еду, свечи. Ты приноси книги. Купим патефон и его тоже туда принесем.

— А экзамены?

— На экзамены будет всем плевать. К тому же, если погаснет солнце, наступит кромешная тьма. На всей Земле. Мы должны быть вместе, когда это произойдет, и вместе все это пережить. Ты понимаешь меня?

— Конечно.

— Ты единственный, кто меня понимает.

Я поцеловал ее в щеку.

— Спички. Нам еще будут нужны спички, — добавила она.

***

Мы поселились в той квартире. Выключили телефоны и никуда не выходили. Поначалу электричество еще было, мы делали попкорн в микроволновке. Но телевизор включать она запрещала и свет тоже. Она сказала, что это для нашей безопасности и не стоит привлекать к себе внимание. Солнце вставало и садилось. Мы слушали Дэвида Боуи на патефоне. Я читал ей «Сияние».

Она много курила и, когда выкурила почти весь свой запас, отправила меня в магазин. Я был осторожен, ни с кем не заговаривал. Только купил сигареты и еду — компоты, консервы, чипсы, шоколадные батончики и газировку.

— Кем ты хочешь стать? — спрашивал я ее. Но вопрос, куда она собирается поступать, я никогда ей не задавал. Через пару месяцев начнутся выпускные экзамены, и я знал, что она еще ничего не решила с университетом. Поэтому я спрашивал ее так, как спрашивают детей, выбор профессий у которых пока еще безграничен: от космонавтов до морских биологов.

— Никем. Я просто хочу жить так, как сейчас.

— Нужны будут деньги.

— Знаю. Меня это раздражает. Я не хочу жить, как они. А ты?

— Я тоже.

— Может быть, останемся здесь и после?

— Давай.

— Не получится. Нас все равно заставят выйти. Я просто хочу, чтобы солнце погасло, и не надо было никуда идти и ничего делать.

— Хочешь, я тебе почитаю?

— Нет. Поцелуй меня.

И я целовал ее щеки.

На нашем пятом прочтении «Сияния» все изменилось. Оказалось, что еды мы запасли мало, оказалось, что невозможно целыми днями слушать Боуи. Оказалось, что поцелуя в щеку мне недостаточно, а ей недостаточно Кинга и надо было все-таки брать «Сумерки». Но выходить из квартиры она мне больше не разрешала, боялась, что нас обнаружат. Да и в любом случае это было бессмысленно — у нас кончились все деньги.

По вечерам она набирала ванну, закрывала дверь и лежала там в темноте. Она говорила, что это очень страшно и мир в этот момент ощущается совсем по-другому. В квартире пахло, почти как у мусоропровода, летали мошки, в холодильнике что-то копошилось в овощах и фруктах, оставленных теми, кто жил здесь до нас. В духовке седой плесенью пушился противень, тоже использованный до нас. В последние дни мы ели только замороженный горошек, стручковую фасоль и ягоды. Иногда она брала в рот кубик льда и рассасывала его.

Однажды вечером, когда мы снова молча сидели в темноте и ничего не делали, тупо смотрели в стенку, я сказал, что мне это надоело, я хочу выйти и вернуться к нормальной жизни. Она посмотрела на меня злобно, будто я ее предал, и я остался.

На завтра у нас вырубилось электричество. Я думаю, она сама его вырубила, сама перекрыла нам воду. А может быть, нам их отключили. Она сказала, что я могу поцеловать ее в губы, если хочу, и предложила мне лечь с ней в ванну.

— Воды-то нет, — напомнил я ей.

— Тогда давай ляжем в постель.

Мы лежали, я целовал ее в губы. Она тоже меня целовала, и я был счастлив. Думал, что все-таки здесь можно прожить вечность. Мы стали спать в одной кровати, прикасаться друг к другу, мы снова разговаривали и снова слушали Дэвида Боуи.

Но без воды было тяжело, кожа чесалась от пота. На ее лице появились прыщики, волосы спутались в клочки, и она попросила меня состричь их. Солнце по-прежнему вставало каждое утро, а нам вставать уже не хотелось, не было сил.

Все закончилось, когда кто-то открыл дверь в квартиру своим ключом. Голые, мы лежали в кровати. Она не хотела просыпаться, отмахнулась от меня и отвернулась. Я натягивал трусы, когда услышал крик из коридора. Она оторвала голову от подушки и строго посмотрела на меня, будто это я кричал. А тем временем на пороге появилась женщина. Еще чуть-чуть и ее глазные яблоки — это было так смешно, — выкатились бы и отскочили от пола как попрыгунчики, так удивленно она на нас смотрела.

Женщина заорала и кинулась из квартиры. Я выбежал следом за ней, потому что понял, что больше не могу оставаться там. Я спускался по лестнице босиком, в одних трусах, но не обращал на это внимания, я устал и хотел домой. Хотел вернуться в школу, поступить в университет и устроиться на работу. Я хотел жить.

А если солнце погаснет, мне будет все равно.

Ранее «Фальтер» публиковал советы Полины Максимовой о том, как собрать материал для книги и превратить его в достойный текст.

Мы выпускаем тексты о важном. Подписывайтесь на телеграм-канал, чтобы не пропустить.

Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤