Неро

Это было чудовищно. Рустик застыл на пороге, не решаясь идти дальше. Казалось, если он это сделает, изменится все и навсегда, а он даже не поймет, как это случилось. Перед ним мерцало, перетекая одно в другое, яркое месиво из предметов и живых существ без четких форм и признаков: бензиновые пятна, калейдоскоп образов, нейронки старых поколений и самые страшные кошмары будто слились в единое целое. Очертания образов плыли, изменялись, одно превращалось в другое, потом в третье, четвертое… Рустик зацепился взглядом за черную птицу. Ворон! Не получалось разобрать, сколько у ворона крыльев, но лап оказалось четыре. На голове, точно пузыри на воде, вылезали и лопались все новые и новые глаза. Дальше смотреть было невозможно — у Рустика закружилась голова. К его ногам уже ползло-тянулось копошащееся нечто из восьмипалых переломанных рук-щупалец. Оно тонко визжало на одной едва различимой ноте.

Рустик с размаху закрыл файл — визг оборвался, все пропало. Он потянулся рукой к мокрому от пота виску — туда, где прилегали сенсорные датчики кружева. Отцепился от чужого планшета, и на смену невозможным чудовищам из файла пришли плавные переливы дополненной реальности Неро. Рустик включил режим охлаждения — будто голову под холодную воду сунул. Стало полегче, но образы еще стояли перед глазами, и некоторое время Рустик моргал и глубоко дышал, прогоняя их прочь окончательно. Наконец, осталась только Жабка. Жабка сидела напротив него за столиком кофейни, тянула на пальцы рукава кофты.

— Предупреждать надо! — воскликнул Рустик раздраженно.

— Не истери. Я же говорила: там не все на продажу, — пробормотала она, нахмурившись. — Есть и незаконченное…

— Незаконченное?! — взвился Рустик. — Это не черновик, а… Не знаю, ты мне скажи! Что. Мать. Твою. Это. Такое.

Сейчас Рустик как никогда жалел, что Жабка не носит кружево. О, если бы не ее маленький бунт против технологий, он отправил бы свои мысли прямо ей в голову. Рустик и так по привычке это делал. Орал про себя: «Какого *** жабка какого ***** *** что за треш ты тут наворотила», — но все его послания тонули в Неро, не достигая сознания Жабки. Только перед самым носом светилось: «Пользователь не найден».

Вместо ответа Жабка неопределенно повела правым плечом. Рустик сунул ей обратно допотопный планшет со всеми наработками, и она прижала его к груди. Жабка никогда ничего не хранила в сети, поэтому за креативом к ней приходилось ездить в реале домой. Или, как сегодня, — встречаться в кофейне.

— Знаешь такую загадку, — вдруг спросила Жабка. — Что общего у ворона и письменного стола?

Чернильно-синий четырехлапый ворон и сейчас с криком растекался на кляксы где-то в глубине Жабкиного художества. Рустик отчетливо его запомнил. Стоило о нем подумать, и ворон вновь вспыхнул в памяти — невозможное, выпадающее из всех алгоритмов создание. Некорректный запрос.

Раскатистый голос бариста прозвучал прямо у него в ушах: их с Жабкой креативный кофе по рецептуре Неро был готов. Рустик вскочил, обрадованный, что может хоть на минуту отвлечься. Вернуться в мир базовых ценностей новейшей версии Неро, где столы — это столы, а вороны — это вороны, и нет у них, черт возьми, ничего общего.

Кофейня, в которой они устроились, поддерживала несколько скинов с рейтингом выше 4,5. Рустик еще на подходе прокрутил варианты и выбрал стиль лофт, популярный в десятых: красный кирпич, широкие деревянные столешницы, выведенная наружу проводка, глянцевые разлапистые растения по углам, теплый желтый свет лампочек накаливания. Комплектом к лофту шел бариста с аккуратной бородкой и стрижкой андеркат. Сверкал идеальными зубами, жестикулировал безукоризненно нарисованными руками. Стены и проводка — ерунда, Рустика всегда больше интересовало, как сделаны люди. С профессиональной цепкостью он подметил и чуть разные по форме глаза с тонкой сеточкой морщин в уголках, и заусенец на левом мизинце, и даже пятнышко на воротнике. При этом — ни одного артефакта: дополнительных пальцев, раздвоенных зрачков или еще чего-то такого, чего в жизни не бывает. Очень хорошая работа, отметил про себя Рустик. Бариста получился как настоящий. Хотя Жабка сделала бы еще лучше.

Рустик забрал горячие стаканчики, и Неро в секунду слизнула с его счета лойсы. Запахло не сублимированным, свежемолотым кофе кофе и ореховым ароматизатором, идентичным натуральному. Жабка против орехов вроде не возражала. Рустик вернулся за их столик — Жабка делала вид, что не интересуется ничем, кроме собственного планшета. Сидела наполовину зарытая в фикус: голографические листья, которых она не видела, будто прорастали сквозь нее.

— Жабонька, ты, конечно, талантлива, — сказал Рустик, подвигая ей кофе, — но это уже слишком. Оно тебе зачем? Я такое не куплю, потому что потом не продам. И никто в здравом уме не будет с этим связываться — это ж треш самый настоящий.

Не отрываясь от экрана, Жабка поджала нижнюю губу. Покрасневший кончик носа выдавал обиду. Пока она дулась, Рустик выбрал аутлук поприятнее — из последних доступных генераций в Неро. Потом наскоро слепил креативчик, чтобы получить кешбэк за кофе. Снимок двух брендированных стаканчиков на фоне дождливого Токио Неро проглотила, почти не жуя. Добавила насыщенный пар, рыжие искры и блики — получилось по-осеннему романтично, даже попавший в кадр белый шарф Жабки оказался кстати.

— Я и не предлагаю покупать, — пробурчала она, не обращая внимания на кофе.

— И что тогда собиралась делать с этим креативом?

Жабка вспыхнула — казалось, даже волосы запылали.

— Впроцессником!

— Ну, хорошо. Но потом? Рано или поздно впроцессник будет закончен, и придется выложить. Утаивать креатив — это, сама знаешь… Не понимаю, нафига вообще такое делать.

— Какое «такое»? — Жабка смотрела с вызовом.

Рустик понизил голос до едва различимого бормотания:

— Незаконное.

«Потенциально опасное для Неро», — хотел он добавить, но Жабку уже изрядно размотало. Такой раздраженной Рустик не видел ее ни разу — за все два года, что работал с ней по случайной наводке Али.

— Если ты думаешь, я хотела как-то в обход, то нет. Не хотела. Весь креатив — собственность Неро, само собой! Таковы правила, а я законопослушная девочка, Рус, — отстучала она пальцем по столешнице.

Рустик перехватил ее запястье и покосился в сторону прилавка, мол, тише ты, глупая. Бариста с андеркатом жизнерадостно протирал пивной стакан, как будто ничего не слышал. Но все же не стоило Жабке вести себя так вызывающе.

«Странно, — мельком подумал Рустик, — почему стакан?» Это ведь не бармен. А впрочем — откуда ему знать наверняка? Может, и для бариста тоже вполне себе занятие. Не глюк же это, в конце концов. Галлюцинирующая Неро — прошлый век. Буквально прошлый век, когда она только училась и, как все дети, едва освоив речь, изобретала странные новые слова и прочие небывальщины. Творила всякий треш. Но сейчас глупо подозревать Неро в галлюцинациях. Она стабильна.

За годы обучения Неро впитала в себя все, что было открыто и придумано, написано и изучено. Человек проживает всего одну жизнь, а Неро — миллиарды и миллиарды жизней. Она знает все комбинации событий, все возможные исходы. И если Неро дает в руки бариста-хипстеру пивной стакан для протирки, значит, именно этим и занимались бариста в десятые годы двадцать первого века, и не Рустику сомневаться в ее решениях.

«Интересно, — опасная мысль окатила ознобом с макушки до кончиков пальцев на ногах, — интересно, как отреагирует Неро, если креатив Жабки каким-то образом в нее просочится? Как скоро все кругом захватят четырехлапые вороны? И что выдаст Неро: просто ошибку? ордер на арест?» Рустик представил, что будет, если в один день Жабка не выйдет на связь, и приуныл: вторую такую креаторку он вряд ли быстро найдет.

— Я это налепила просто так, для себя, — рассерженным шепотом продолжала Жабка. — Это не креатив, а хрень полная. Никому оно не надо, и лойсов, как за скины, мне не отсыпят. Так что не паникуй. Если доделаю когда-нибудь — залью. Лишь бы тебе было...

— Нет, — перебил ее Рустик. Жабка застыла, проглотив остаток фразы. — Ни в коем случае. То, что ты создала… Такое нельзя заливать. Неизвестно, как это скажется на Неро.

Рустик содрогнулся всем телом, вспомнив содержимое файла.

— Но не расшаривать креатив — это же…

— Знаю-знаю, незаконно. — Последнее слово Рустик вновь произнес одними губами. Бармен за стойкой отставил стакан и принялся начищать столовое серебро, которое доставал как будто из воздуха и в тот же воздух заворачивал. — Но пока это впроцессник, серая зона…

Жабка хмыкнула. Руку больше не пыталась отнять. Воспользовавшись этим, Рустик перевернул ее ладонью вверх. Осторожно погладил мягкую кожу. Со стороны их разговор должен был выглядеть как легкая размолвка влюбленной пары.

— Ты уже видел — значит, и Неро может увидеть. А если тебе это потом приснится? Говорят… — Жабка покрутила ладонью у своего чистого, без кружева лица. — Говорят, если эту маску всегда носить, мозг привыкает к ней, как к шестому пальцу или новому слою кожи. И ко всему, что к ней прилагается. К Неро привыкает. Срастается с ней в симбиозе. Ты ведь, наверное, даже спишь в этой фигне, да?

— Ну что ты за дура такая, — беззлобно ответил Рустик. — Веришь всяким луддистским сказочкам. Я всегда под Неро, потому что там — рынок, за которым приходится следить, быть с ним на связи. Это моя работа. Которая в том числе позволяет тебе *******ться своим луддизмом, сколько угодно. Что бы ты делала без меня? Сама бы носила кружево, как миленькая.

— Нашла бы другого покупателя, — отмахнулась Жабка.

— Да конечно. — Рустик сморщился, чтобы не показать, как это его задело. — Думал, между нами все-таки нечто большее, чем просто креативно-лойсовые отношения. Дружба, например.

Жабка ошпарила его едкой ухмылочкой.

— Ладно, креаторка. Хочешь кого-то более подходящего, чтобы ему загнать? Тогда придется немного прогуляться. Есть тут один… контактик.

Скупщик. Он хотел сказать скупщик, но реальность, подкрашенная Неро, вдруг подернулась переливчатой рябью, будто бензиновая лужа. Салфетки в салфетницах еще секунду назад были белыми, а теперь полыхали маленькими голубыми пожарами. Полный идиотизм говорить о таком, если подключен к Неро. Она следит, готовая жадно впитать любую новую информацию. Усвоить, адаптировать. Развиться. В словах Жабки была своя правда.

— Ты его, наверное, не знаешь. Но о тебе я узнал именно через него. Едем? Прямо сейчас, пока я добрый.

Подхватив со спинки стула свой непромокаемый кейп, он пошел на выход. Жабка — следом, едва поспевая: на один широкий шаг Рустика приходилось два ее.

— Хорошего вечера! — крикнул им вслед бариста.

Рустик перевел дополнительный лойс кофейне в качестве благодарности. Хороший все-таки скин. Нужно добавить его в избранное, чтобы Жабка потом сделала подобный, но лучше, и продать за дорого.

Они вышли в стеклянно-прозрачные сумерки. Все вокруг звенело от странного напряжения, тонко, на грани слуха. Рустик почувствовал, как сдвигаются воздушные массы, неторопливо, но неумолимо, как в виски вкручивается спиралью боль. Он взял ближайший карш и протянул назад руку, чтобы поторопить Жабку. Прохладные пальцы тут же легли в ладонь. Рустику ничего не оставалось, кроме как сжать их крепче.

Целый час они тащились на другой край города, собирая по дороге все красные светофоры и все пробки, будто вся Неро была против них. Карш, как специально, ехал по самой запруженной дороге, соблюдая при этом все правила. По стеклам скользили струи дождя. Жабка уснула у Рустика на плече, ее голое беззащитное лицо было чересчур близко. Под фильтрами Неро нос Жабки выглядел немного вздернутым и с веснушками, а кудрявые волосы вскипали огненным руном. Curly, ginger, tiny — такие настройки стояли у Рустика на женскую внешность по умолчанию, если у другого кружева не было приоритета. Или если кружева не было вовсе. Рустик установил скин еще в годы его бешеной популярности, да так и оставил.

Он никогда не задумывался, как выглядит Жабка на самом деле. Его все устраивало — как устраивал и дурацкий ник вместо имени, и то, что он ничего о ней не знал. Кроме того, что она чертовски талантлива. Иногда, если они подолгу не виделись, он начинал думать, что просто выдумал Жабку — или это всего-навсего случайность Неро. Красивая флуктуация, не более. Но вот она, Жабка, живая и настоящая, тепло дышит ему в шею, приоткрыв рот, и даже идеальные неро-фильтры ничего не смогут поделать с ее несовершенствами: шрамиком на переносице, чуть выпирающим левым клыком. В несовершенствах — человечность. Именно под таким слоганом Рустик продавал скины Жабки. Парой штрихов она умела придать любой безукоризненной неро-картинке черты настоящей жизни. Жабка оказалась в этом лучшей среди всех известных Рустику креаторов — может, как раз потому, что не носила кружево. Наверное, у нее это что-то вроде осознанной аскезы ради искусства.

Карш притормозил в одном из многочисленных спальных районов на окраине. Рустик их в упор не различал, для него все новые микрорайоны, напластованные один на другой, сливались в единую гребенчатую волну. Но дом был как будто тот самый: на колоннах-ногах, с колючей из-за треугольных балконов стеной и окнами, отражающими вечернее зарево. Вокруг — симпатичный садик, зеленый даже в холодное время года. Рустик пошел по мягкой, хоть и каменистой тропе. Жабка едва плелась следом, шагая напропалую — по газону, через кустарник и клумбы. Под ее ногами неро-трава не сминалась, Жабкины ботинки проходили насквозь.

Конечно, вся дополненная реальность, которую создавала Неро, была нематериальна. Можно сорвать цветок с клумбы, и ни одно растение не пострадает. Рустик считал это изящным решением и экологической проблемы, и убийственной тяги человека к обладанию другим. А если получится накреативить новый сорт и продать, вскоре его можно будет встретить в Неро, прямо под ногами. Короче, сплошные плюсы. Хрустя гравием и собирая на основе цветка простенький креатив, Рустик даже начал жалеть неуклюжую Жабку, которой недоступен фильтр Неро. Так раньше, до Неро, жалели незрячих или глухих. Что она там видит, в своей реальности? Серые пустыри и стеклобетон? Даже странно, что Жабка сумела наворотить такой яркий треш — с учетом того, какую скуку добровольно наблюдала каждый день.

На входной панели Рустик набрал код, и стеклянный скоростной лифт, мягко урча, поднял их на третий этаж. Внутри пахло весенней свежестью и озоном, за креатив с цветком пришло несколько лойсов, и Рустик повеселел.

Квартира Али больше походила на дворец шейха в миниатюре, чем на берлогу одинокого айтишника и скупщика. Лойсы у него водились, факт. По лицу Жабки, однако, пробежала странная судорога: наверное, хоромы ей пришлись не по вкусу.

Самого хозяина Рустик нашел в дальней комнате подключенным к Неро — вернее, некоторому подобию Неро. Али собрал и обучил ее сам. Собственно, она-то и сделала его богачом. Пустив корни в нескольких автономных серверах, эта малышка генерировала собственный контент из всего нелегального, ни на что не похожего треша, который Али скупал у креаторов. Все, что Неро банила, все, что могло ей навредить, выделенка Али жрала за милую душу. А на выходе получалось такое, отчего у Рустика замирало под сердцем. Не знай он, что это креатив нейронки, подумал бы, Али сам гениальный креатор. Точь-в-точь как Жабка.

Однажды Рустик спросил Али, может ли у его сети появиться сознание.

— Не знаю насчет сознания, — ответил тогда Али, — но после коннекта с этой малышкой все самые убойные психопомпы покажутся тебе витаминками-негрустинками.

Рустик остановился у кресла, раздумывая, насколько глубоко хозяин погружен в сеть и как привлечь его внимание. Но тут Али, не открывая глаз, сказал:

— Садись, дорогой, в ногах правды нет, — и едва заметно кивнул в сторону.

Там, в полумраке, подсвеченном звездами гирлянд, бугрились пестрые мягкие подушки, поблескивали курительные колбы причудливых форм. Одна из колб еще дышала сизым дымом, от нее по квартире лился хмельной медовый запах. Наверное, поэтому Жабка скривилась. Должно быть, она, как и Рустик, этих дел не одобряла.

Жабка уже расположилась в мешках. Показалось, она снова прошла насквозь, и Рустик даже присвистнул: неужели и это только скин? Но какой достоверный!

Обрадованный, что не придется лавировать, он пошел за Жабкой след в след — и споткнулся о кальян. Чудом подхватил его за змееподобную трубку, рассыпал еще тлевший уголь.

— Оставь, не убирай.

Мягко спружинив, Али выпрыгнул из кресла, выпрямился во весь свой громадный рост. При своих габаритах двигался он на удивление плавно и бесшумно.

— Это все из-за нее, — пробормотал Рустик, торопливо сгребая горячие угли обратно на фольгу. Гневно зыркнул на Жабку: та хихикала откуда-то из мягких гор, в которых утонула почти целиком, только острые коленки торчали.

— А-а-а, — протянул Али, — наша золотая креаторка. Ну и как, не зря принес тебе ее в клювике?

Он развалился на подушках, почесал пятерней жесткую черную бороду.

— Али, мы к тебе по делу.

— Мы? — Али прищурился, словно только что заметил Жабку. Та не пошевелилась, но Рустик почувствовал ее напряжение. Али потер указательный палец о большой, изображая сердечко. — Лойсов моих захотели? Ну, Али щедрый, Али не обидит. Показывайте, что у вас.

Рустик коротко объяснил ситуацию и спросил, не хочет ли Али взглянуть на Жабкино творчество. Али открыл было рот, чтобы ответить, но только невнятно выругался и покачал головой.

— Давно видел? — Его вопрос показался Рустику странным.

— Сегодня днем, — ответил честно и зачем-то добавил: — Как увидел, сразу к тебе. Вроде утечки не было.

— Хорошо.

Али расплылся в улыбке. Кружево собственной выделенки сделало эту улыбку какой-то уж слишком широкой и зубастой. Все еще не глядя на Жабку, Али спросил:

— Ладно, малая. Как мы порешаем? Что просишь?

— Сам знаешь. — Жабка хмыкнула.

Рустик не дал ей все испортить окончательно и назвал сумму, которая впятеро превышала обычные гонорары скупщиков.

— Нормально, — легко согласился Али.

Рустик мысленно себя обругал: можно было бы поднять вдесятеро. Поспешно добавил:

— Каждому!

Али погрозил толстым пальцем, не соглашаясь на условия.

— Тебе, так уж и быть, разрешу попробовать мою нейронку.

Али провел пятерней по лицу, и кружево нелегальной выделенки блеснуло в его ладони. В этой тонкой паутинке хранился полный сервак запрещенного креатива вроде того, который Рустик видел в планшете у Жабки, — а может, намного убойней. Полный сервак абсурда и абстракций, расползающихся форм и невозможных существ. Если Неро — идеально раскрашенная картинка, то здесь, в руках у Али, — чужие миры, уникальные и безумные, безобразно-прекрасные, небывалые, невозможные.

— А вдруг у меня это потом в мозгу останется? — пробормотал Рустик, неуверенно отколупывая с щеки свое кружево. — Тогда Неро сможет во сне…

Али захохотал.

— Где ты этой чуши понабрался?

Рустик не смог удержаться и посмотрел на Жабку — та снова делала вид, что не при делах. Что-то рисовала в своем планшете. Даже выделенка Али, напичканная до краев трешем, не вызвала у нее никакого интереса.

— Не бойся. Бери, пока добрый, — поторопил Али. — Пока она не передумала.

Рустик снял, наконец, кружево — тонкую пленку из силикона и нейродатчиков, прохладную, похожую на мертвую медузу. Изнутри кружево еще пульсировало остаточными сигналами. Без него Рустик ощущал себя голым.

Он огляделся и почувствовал, как его беззащитное лицо сминается от брезгливости, но ничего не мог с этим поделать. Жилище Али выглядело чудовищно. Картинка не укладывалась в голове, она была абсурдна, невозможна почти так же, как креаторский треш. Рустик моргал, не понимая, как его физическое тело могло существовать в этом пространстве. Неужели он и в самом деле сидел на рваном, в желто-бурых пятнах мешке, среди мусора и смрада? Неужели он и впрямь был вымазан почти до колен в какой-то серо-коричневой грязи?

И вот сюда он привел Жабку? И вот это Жабка видит каждый день?! Рустик попытался отыскать ее, но там, где она раньше сидела, обнаружилась только гора коробок. Ни Жабки, ни планшета. Может быть, вышла в туалет, пока Рустик возился с кружевом?

Грузное тело Али тоже растворилось в полумраке комнаты, будто его никогда не существовало. Нестерпимо захотелось снова надеть маску, и поскорее. Он больше не мог этого видеть. Не мог оставаться один. Перед глазами вспыхнула переливчатая паутина кружева, и Рустик чуть не порвал ее, ныряя лицом.

Жабка скользнула ему навстречу из мрака, горячая и отчего-то голая, с веснушками на плечах и даже на груди. Тихонько урча, повалила его, вплавилась всем телом, вцепилась так крепко, что, казалось, достала до самого сердца. Все взорвалось, распалось на фрагменты и ключи, перемешалось, потом сцепилось заново — вроде такое же, но чуть иначе.

Ему в лицо дышала иссиня-черная темнота, и в глубине этой темноты вспыхивали рыжие искры.

— Иначе, чем что? — спросила она, и Рустик не смог ответить. Он забыл.

Когда все кончилось, Али помогла ему вернуться в Неро и проводила до дверей.

— Было замечательно, дорогой, — сказала, перехватывая резинкой непослушные волосы, — забегай еще. И кстати, нашла тут одного талантливого парнишку, креатора. Такие скины делает — закачаешься! Набери его.

В память упал номер.

— Спасибо, Али. Наберу.

Размазывая по асфальту снежно-дождевую соленую кашу, Рустик шел, лавируя среди редких прохожих. Город накрыло голубоватой дымкой тумана. В мерцании водяной взвеси вспышки неоновых вывесок расползались цветными пятнами. Неро сама подобрала фильтр, выровняла горизонт, замылила неприглядные детали, заблюрила вывески магазинов, не подключенных к Неро-плюс, а потому исключенных из нативной рекламы. Получалось красиво и меланхолично, почти кадр из древнего кино. Рустик сделал снимок — Неро всосала креатив, как и всегда, с удовольствием и поздравлениями, абсорбировала и растворила в себе. Тут же на счет упало несколько лойсов. Это был взаимовыгодный обмен. Или обман — и так, и так верно.

Раскачиваясь в переполненном вагоне метро, Рустик некоторое время с удовольствием наблюдал, как его креатив разгоняют другие. Пропущенное через несколько генераций, причудливо измененное Неро, фото становилось все красочнее, фантастичнее. Лучшие генерации можно было выкупить за лойсы, а потом использовать в качестве фона для очередного сериала, или обложки свеженького неро-текста, или рекламы. В общем, для чего угодно. Глядя на то, какой благодаря Неро стала улица, затянутая в едкий туман и розово-голубую ауру неона, Рустик верил, что так все и выглядело на самом деле. Таким он все и видел. Летящие по небу рыбы, спиральные дома, голограммы красивых женщин, протягивающих к нему щупальца, — его память проносилась через миллионы генераций с той же легкостью, что и фотография, обрастала подробностями, причудливыми фантасмагориями. Главное, что main features, опорные объекты, оставались неизменны. Это было так же незыблемо, как знать, что общего у стола и ворона. Остальное — вариации памяти, зыбкий сон. Неро-реальность.

Дойдя до своей квартиры, Рустик рухнул на светлый, распечатанный только месяц назад диван и некоторое время разглядывал очертания полупустой, базовой комнаты. Комнаты среднестатистического мужчины, который может позволить себе еженедельный клининг, но не мало-мальски оригинальный скин.

Он открыл работы креатора, которого порекомендовала Али. Креатора звали Рэббит. Разглядывая работы, Рустик почувствовал, как теплеют уши и щеки, а кончики пальцев, наоборот, холодеют. Так всегда бывало, когда на него нисходило. Озарение, чуйка. Запах лойсов.

Он набрал Рэббита — тот ответил сразу, будто ждал. Уже на следующий день они встретились в кофейне, и все было как всегда: улыбающийся бариста с пятнышком на рубашке и столовым серебром, теплые, ершистые столы с иссиня-черным оперением, скребущие по полу когтями ножек, фикусы в кадках, худой и нескладный парнишка по уши в белом шарфе, curly и ginger. Пора уже поменять этот скин. Рэббит сидел, сложив пальцы домиком.

— Представь, что нужно сделать бариста за прилавком еще более настоящим, — предложил Рустик. — У него уже есть пятно и морщинки. Что бы ты добавил?

— Это легко, — отозвался Рэббит, и присоски на его пальцах чавкнули, расцепляясь. — Что-нибудь очень человечное.

«Фальтер» публикует тексты о важном. Подписывайтесь на телеграм-канал, чтобы не пропустить.

Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤