Говорят — тебя нет, и это было бы лучше

Lieber Gott,
gib doch zu,
dass ich klüger bist als du

Спаси и сохрани

Я знала Отче наш наизусть задолго до того, как научилась завязывать шнурки. Знала, что проезжая мимо церкви, надо креститься. Знала, сколько раз осенять себя крестным знамением, заходя в храм. Знала, что в церковь нельзя с непокрытой головой — иначе грехи упадут. Знала, что иконе Святого Пантелеимона нужно ставить свечку, чтобы меньше болела голова, а Божьей Матери — чтобы молила Бога о нас. Знала, что если долго не можешь уснуть, надо речитативом шептать «Господи, помилуй», а если приснился кошмар — подойти к окну, трижды перекреститься и сказать «куда ночь — туда и сон уходи». Знала, что перед Богом все равны, но в глубине души считала себя особенной, обласканной Его благословением.

Ты утешительно смотрел на меня с иконы, когда меня дразнили в школе за золотой крестик. Я глядела на Тебя в ответ и думала — ничего-то они не понимают. Они будут пребывать в аду вечность, а я буду сидеть подле Твоего трона.

В десять лет я открыла новый хрустящий блокнот и написала: «Я начинаю этот дневник, в нем я буду записывать все свои добрые поступки, чтобы приблизиться к Богу и стать ангелом». Ты заменил мне отца, и больше всего на свете я хотела заслужить Твою любовь. Я очень старалась. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Не груби. Подставляй вторую щеку. Не богохульничай, не произноси имя Господне всуе. Не лжесвидетельствуй. Не кради. Не возжелай того, что есть у ближнего твоего. Не унывай. Уныние есть самый страшный грех.

Однажды я украла у одноклассницы игрушку — котенка из набора барби. Я очень любила кошек, но из пластиковых животных у меня были только собаки. Она не особо расстроилась, заметив пропажу. Подумаешь, потеряла и потеряла, купят другую. А я наслаждалась обладанием того, о чем давно мечтала. Той ночью мне приснилось, как Ты грозишь пальцем прямо из иконы. Один проступок — и всё насмарку, — не быть мне ангелом, не изведать мне рая, не сидеть рядом с тобой. Я должна была устыдиться, раскаяться и искупить злодеяние. Ведь я согрешила. Но я не чувствовала ни стыда, ни раскаяния, даже возвращать котенка не стала — не хотела брать на душу еще один грех, грех лжесвидетельства. Не признаваться же в том, что я воровка?..

Я замазала двойным слоем ту первую запись, чтобы даже на свет нельзя было ее прочитать.


Не спасай, но сохрани

Я разочаровалась в тебе, когда мне было двенадцать лет. Умерла прабабушка, и все три дня до похорон я просила воскресить ее (ты ведь знал, что ближе у меня никого нет, знал!). Я же особенная, я же твоя любимица, сотвори для меня это маленькое чудо, ты же можешь, ты же так умеешь, не всё ли тебе равно, попадет одна конкретная душа в рай или останется еще ненадолго на земле. Я просила, стоя на коленях, слезы капали на руки, сложенные в молитве.

Я поцеловала ее холодный лоб и выбежала из собора на улицу. Мне было невыносимо среди золотых икон, желтых свечей, скорбящих родственников и гроба из темного дерева, где лежала та, кого я любила больше всех на свете. На девятый день она мне приснилась, я проснулась в слезах и впервые прокляла тебя. Ты показываешь мне ее во снах в утешение, но я никогда тебя не прощу. Из твоей любимицы я стану непокорной дочерью, не помнящей отца своего.

Еще много лет я не смогу спокойно проходить мимо Троицкого собора, где ее отпевали. Я буду радоваться, когда он будет гореть. Больше я ни разу не ходила в церковь, не красила яйца на Пасху, не возила в путешествия маленькие иконки Божьей Матери и Святой Екатерины. Вынесла из комнаты все иконы и запретила их возвращать. Сняла крестик и кольцо «спаси и сохрани» и выбросила в канал, — видишь, я теперь не твоя, я отрекаюсь от тебя.

Теперь можно грешить. Хочешь — нарушай десять заповедей, хочешь — совершай семь смертных грехов. Я не боялась ада, а стоять на коленях перед другими оказалось намного приятней.

Ты, наверное, хотел научить меня смирению и сделать сильнее. Я не хотела быть сильнее. Я была маленькой девочкой, которая не знала, как справиться с такой утратой, я хотела всё вернуть, я хотела быть счастливой, я хотела продлить детство. Но ты отнял его у меня.


Спаси, но не сохраняй

Говорят, подростки бунтуют, чтобы отстоять свое право на независимость, я бунтовала, чтобы бросить тебе вызов. Я ставила эксперимент: насколько низко нужно пасть, чтобы ты меня спас. Непростая задача для бога — быть названным отцом девочки, для которой ежедневная цель — грешить. Со своими целями я справлялась, ты — нет, но я всё ждала, когда ты появишься, deus ex machina, в последний момент выбьешь из моих рук очередную бутылку водки, затушишь сигарету, — хоть как-то остановишь меня.

На какой-то из множества тусовок я решила, что алкоголь и сигареты — уже пройденная стадия, и согласилась на предложение одноклассника попробовать новое вещество*. Я вспомнила песок у озера, куда меня водила купаться прабабушка, когда я приезжала на дачу. От этой мысли стало так горько и тошно, будто ты всё-таки пытался уберечь меня. Я рванула дверь ванной, но она была заперта снаружи. Сморгнула выступившие слезы. Лампа на потолке загорелась в миллион раз ярче и начала звенеть как колокола, призывающие на службу. Мысли появлялись и проскальзывали в темноту, мне было всё слишком лень, я сказала: только не начинай меня целовать, пожалуйста. Мы долго лежали в обнимку, и я хвасталась, что знаю Отче наш на английском, а потом читала ее вполголоса, пока он не уснул.

Утром я поехала в школу ради контрольной, от которой зависела моя оценка за триместр. Я получила за нее пятерку, хотя ничего не понимала в физике. Божественное вмешательство или стечение обстоятельств? Хотя какое тебе дело до моих оценок.

Когда я вернулась домой, от меня всё еще несло перегаром, а волосы и одежда были насквозь прокурены. Дома на меня кричали: «Во что ты превратилась, ночуешь непонятно где, общаешься непонятно с кем, господь знает, чем ты еще там занимаешься, возьмись за ум, побойся бога». Я только расхохоталась — ты прекрасно всё знал, знал и бездействовал. Так к чему мне тебя бояться?

В семнадцать лет меня приговорили к депрессии. Мне объяснили, что она обусловлена генетикой и посоветовали отвести к психиатру родных, видимо, чтобы выяснить, кто же завещал мне столь чудесное наследство. Вот она, твоя кара? За что ты наказал меня так еще до рождения?


Не спасай и не сохраняй

Когда Саша бросил меня, он сказал: «Я очень тебя люблю, но я устал тебя спасать». Я ничего не ответила, подумала только: «Неужели я настолько похожа на damsel in distress…» — и он ушел. До него была целая череда спасителей и спасительниц. Они ушли, как ушел ты, неспособные защитить меня от этого мира, неспособные стать Тобой и быть всегда рядом. Ты, наверное, ухмылялся несуществующим ртом на своих несуществующих небесах, и гордился, что тебе нет равных.

Я бродила по пустой квартире кругами, будто не могла найти из нее выход, отчаяние обгладывало мои ребра. Я ждала умоляюще, почти требовательно ждала своего спасителя. Своего спасения.

К ночи я устала и вызвала такси, чтобы успеть на последнюю электричку до озера. Того самого озера, где я часто гуляла с прабабушкой под руку.

Я сама не знала, зачем еду — помедитировать, утопиться, нарваться на неприятности или искупаться (когда вода, нагретая за день солнцем, превращается в парное молоко и прикрывается белой дымкой, не хочется вылезать из озера). Но ехала, тряслась в ночной электричке совсем одна, а за окном мелькали сизые тени деревьев.

Ничего не изменилось — камыши, песок, подход к воде, даже утки. Вокруг никого, но я затылком чувствовала твое присутствие, пусть бесстрастное наблюдение, всё же оно лучше отсутствия.

Если я шагну к самой границе жизни и смерти, спасешь ли ты меня? «Когда человек тонет, он сначала задерживает дыхание, но потом начинает заглатывать воду, пока системы жизнеобеспечения не откажут и не произойдет остановка сердца. В среднем эта смерть занимает от четырех до шести минут, но есть вероятность реанимировать утопленника в течение получаса».

Телефон бурлил сообщениями от Саши — «где ты?», «ты в порядке?», «прости меня, я сказал это на эмоциях», «ты же ничего с собой не сделала?», «скажи, где ты, я приеду, и мы всё решим». Я смахивала уведомления и сбрасывала входящие звонки, пока читала про утопленников, сидя на берегу. Я не откажусь от своей затеи только потому, что Ты вдруг решил обратить свой всеобъемлющий взор.

Я медленно, совершенно нагая, вошла в воду. Она и правда была теплой, обволакивающей. Ноги чуть увязали в иле, щекотались невидимые водоросли, и скоро я была в воде по подбородок, касалась дна самыми кончиками пальцев. Вот так это и закончится? И ты меня не спасешь? Какой там круг ада предназначен для самоубийц? Я оттолкнулась и, загребая воду руками, поплыла в центр озера. Замерла, запрокинула голову, отсюда так удобно разглядывать небо, где не было и не будет Тебя. Зато был звездопад Персеиды, с воды на него всегда открывался лучший вид… Маленькие блестяшки срывались и падали вниз, — только успевай загадывать желания. Я загадала вычеркнуть Тебя из своей жизни, стереть крещение, желание стать твоим ангелом, тошнотворный запах лампадок в Троицком соборе, звенящую колоколами лампу под кайфом, все мои попытки обрести тебя.

Я загадала выйти на берег раскрещенной. «Тебя нет», — эта мысль немного горчит, но когда-нибудь я научусь с этим жить.

* Редакция «Фальтера» напоминает о пожизненном наказании за незаконный оборот наркотиков и об их вреде для здоровья. Наркотики зло, читайте литературу.


Литературный редактор: Анжела Орлова

Автор обложки: Ира Копланова


«Фальтер» публикует тексты о важном. Подписывайтесь на телеграм-канал, чтобы не пропустить.

Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤