Уборщица

Купюра хрустела, как вафельный стаканчик из-под мороженого. Фиолетовая и невесомая, она лежала в моей дрожащей руке. За три часа до того, как выдать пятисотку, отчим выдал мне тряпки, ведро теплой воды, бутылочку «Фейри» и губку. Три раза в неделю, три месяца лета я мыла его автобус после рейсов. Мне было четырнадцать и я хотела денег.

Началось все с того, что весной отчим купил автобус. Белый ЛиАЗ серии «Вояж» размером с наш дачный домик: дизельный двигатель, три раздвигающиеся двери, сиденья с подогревом. ЛиАЗ был не просто транспортным средством для перевозки пассажиров, он был сбывшейся мечтой моего отчима, который работал шофером с шестнадцати лет. Родился он в маленьком поселке на берегу Катуни. Республика Горный Алтай, 230-ый километр Чуйского тракта. Закончил школу, поступил в училище и сразу стал работать шофером. Когда он пересказывал свою биографию, я поправляла: не шофер, а водитель. Но отчим настаивал: шофер — это профессия, а водителем может быть каждый лох.

Мечта о собственном автобусе сбылась, когда отчиму исполнилось сорок семь лет. За мечтой можно поехать на край света, но отчим съездил в Красноярск, а мы с мамой готовили салаты, жарили курицу и охлаждали водку — покупку автобуса полагалось обмыть.

Отчим приехал в девять вечера. Лицо у него потекло вниз, вены на руках вздулись, но глаза, узкие алтайские глаза светились ярче фар новенького ЛиАЗа. Я спросила, сколько стоит автобус. Три миллиона четыреста тысяч. Я покрутила пальцем у виска: за три миллиона четыреста тысяч можно было приобрести виллу в Ницце, а тут автобус.

Когда мама вышла замуж, отчим уже работал водителем рейсового автобуса, но работал на дядю. С покупкой автобуса он стал сам себе хозяин. За один рейс Новосибирск — Барнаул отчим зарабатывал в пять раз больше, чем раньше. Он перестал пить, каждое утро брился, надевал чистую футболку, душился одеколоном и отправлялся в рейс. А возвращаясь, парковал ЛиАЗ прямо во дворе: на фоне «нив» и «жигулей» он казался Гулливером в стране лилипутов.

В темном салоне автобуса, грязном, как наш подъезд, я оставалась одна: вытаскивала из магнитолы кассету с песнями Круга и ставила «Кино». Слушая про группу крови на рукаве, влажной тряпкой вытирала стекла и пыль, шла между рядами, заглядывала под сиденья. Доставала теплые монетки и окурки из-за синих подкладок сидений. Я тянула время, я не любила мыть пол. Но любила находить забытые пассажирами вещи. Автобус был полон внезапных находок. Хотите расскажу про самые ценные?

Красный лифчик с эффектом пуш-ап;
дисковый плеер с наушниками и альбомом Эминема;
книга Дарьи Донцовой «Чудеса в кастрюльке» с календариком за 2002 год в качестве закладки;
кольцо серебряное в форме змеи;
голубая зажигалка в пустой сигаретной пачке;
плюшевый заяц с дыркой за ухом;
телефон «Нокиа».

Я пыталась представить, при каких обстоятельствах пассажиры оставили в салоне автобуса эти вещи. Как можно забыть, например, лифчик? В фильме «Дорожные приключения» герои занимались в автобусе сексом. Но ехали они в Бостон, а не в Барнаул.

За неделю я зарабатывала полторы тысячи рублей. Это было лучшее лето. Я купила голубые джинсы «Левайс» и кеды «Адидас». Новую раскладушку «Самсунг» и тональник. Прыщи он не замазывал и я подстригла челку, расплатившись с парикмахером собственными деньгами. Сидя в крутящемся кресле, я сдувала волосинки с носа и восхищалась приключениями Евлампии Романовой.

Я никому не рассказывала, откуда у меня деньги. Ведь по правде говоря, работала я уборщицей. Кожа на моих руках выглядела как у бабушки после прополки огорода. Ногти потемнели и слоились. Спина болела. После вечерней уборки я долго не могла заснуть. Автобус впитывал в себя запахи пассажиров, чебуреков из придорожных кафе, разлитого на сиденья пива, выхлопных газов и пота — так же пахла я. Перед сном я лежала в ванной и скребла себя жесткой мочалкой, которую стащила из бани бабушки, но запах ложился со мной в постель и проникал в мои сны. Мне снилось, что я убегаю от огромной змеи, а на мне только красный лифчик и джинсы «Левайс».

В середине августа отчим, проверяя утром качество моей работы, сказал, что уборщица из меня ***вая. Сухим коричневым пальцем он провел по подлокотнику своего сиденья — на пальце лежала пыль. Я ответила, что если ему не нравится, он может мыть свой ***чий автобус сам. Отчим достал сигарету, вышел из автобуса и закурил. Я протянула ладонь, но вместо денег он положил в мою руку свою, сложенную фигой. Большой палец выглядывал между указательным и средним, как кончик сосиски показывается из теста. Я послала отчима, уже не помню куда, и ушла домой. В заначке у меня было три с половиной тысячи — хватит до конца лета, а дальше — десятый класс, осень, зима, и пусть его долбаный ЛиАЗ кипит в аду.

Тем вечером отчим попал в аварию. Разбитая трасса Новосибирск — Барнаул. Сумерки. Выбежавший на дорогу заяц. Пассажир, который ехал стоя, ударился лбом о поручень.

Отчим сдал автобус в ремонт, лишился лицензии на междугородние перевозки и ушел в запой. Мама называла его мудаком и спрашивала, чем он собирается платить за кредит. Так я узнала, что мы в полной жопе.

На покупку автобуса родители взяли два миллиона у банка. Мама не работала. Отчим продолжал пить. В середине сентября я продала подружке джинсы «Левайс» и раскладушку «Самсунг». Пять тысяч, а еще три с половиной из заначки я отдала маме. Мы поехали в банк, оплатили кредит и вышли на набережную Оби. Мама достала сигарету, а я протянула ей голубую зажигалку. Я спросила маму, любит ли она мужа. На тот момент он пил уже двадцать три дня.

Однажды я призналась маме, помогая ей снимать сапоги, что это я виновата в той аварии отчима. После той ссоры, когда он раскритиковал мою уборку, я подумала, что ненавижу и отчима, и его автобус. И тем же вечером случилась авария. Мама ничего не ответила, потому что спешила в туалет: беременные постоянно ходят в туалет. Но чувство вины набухало во мне, как мамин мочевой пузырь. Я рассказала о своем предположении подруге и она согласилась: ведьминские способности у меня есть. Я всегда знала, будет ли на улице дождь и отменят ли физру.

Наступило лето, отчиму вернули лицензию и он снова пригласил меня мыть автобус. Шестьсот, сказала я. По рукам, ответил он — и протянул мне ведро с водой. Тем летом я откладывала на поездку в Сочи. Моя подруга с мамой летели туда в конце июля, и я планировала присоединиться. Билеты и проживание стоили восемнадцать тысяч: на калькуляторе я посчитала, что поездка обойдется мне в тридцать смен мытья автобуса. Тридцать смен — это 90 часов. А в Сочи я проведу 168.

Отчим говорил, что всегда мечтал о сыне — чтобы играть с ним в машинки, а потом научить водить автобус и передать бизнес. Мама родила сына, мне разрешили придумать ему имя. Мой брат любил машинки, а также орать по ночам, поэтому я переехала жить к бабушке. Отчим пригонял автобус туда и бабушка помогала мне с уборкой. Вдвоем мы справлялись за час, но приходилось делить и деньги. Я копила на море, а бабушка на шубу. Старая лисья, купленная еще в ленинградской командировке в 1990 году, была съедена молью и пованивала. Бабушка хотела норковую. Мы слушали Надежду Кадышеву — течет ручей, бежит ручей — и мыли автобус.

Приближался день покупки билетов в Сочи. Я уже слышала крики сочинских таксистов и ощущала сладость чурчхелы во рту. Ради поездки я сбросила пять килограммов на кефирной диете. Мама купила мне новый купальник, соломенную шляпу, шлепанцы — но уже в офисе турфирмы я сообщила, что никуда не поеду. Взяла деньги и отнесла бабушке. Бабушка сопротивлялась, плакала, но купленную тогда норковую шубу носит до сих пор.

Прошло двадцать лет. Мой отчим продолжает водить автобус. Тот же ЛиАЗ, тем же маршрутом. Вчера он впервые за много лет позвонил мне и сказал, что хочет выслать денег ко дню рождения. Я спросила, с чего вдруг такая щедрость, а он ответил, что все-таки я его дочь. Через десять минут «Сбербанк» прислал сообщение о пополнении счета на пятнадцать тысяч. Я разделила эту сумму на пятьсот.

«Фальтер» публикует тексты о важном. Подписывайтесь на телеграм-канал, чтобы не пропустить.

Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤