Март

Всё вокруг было белым, когда мы с В. приехали бог знает куда и поселились бог знает где в полуподвальных комнатах двухэтажного дома. Днем за занавешенными окнами шел снег, двигались тени машин и людей. Ночами по пустым улицам носило, как прошлогодние листья, собак.

— Как думаешь, куда они?

Я подходила к окну. Мне было интересно следить за их веселым бегом. Нравилось думать, что у собачьего движения есть хорошая ясная цель.

— Патрулируют, — предполагал В. — Привидений распугивают. Гоняют тех, кто прячется в темноте.

Я шутила:

— Тогда ш-ш-ш. Нам лучше затаиться.

В нашей комнате всегда, всегда было темно. Мы двигались в полумраке, находили друг друга на ощупь и останавливались, обнявшись. Мы заваривали чай и грели о чужие чашки наши оледенелые руки. Темнота была нашим другом — мы никуда больше не стремились, не торопились. Мы слушали дыхание друг друга.

И иногда ютуб.

Городок был маленьким и до смешного красивым, открыточным: приземистые домики стояли в искристых снежных шапках, пустынные улочки вели к подножию древнего собора. Мне казалось, мы переселились в игрушку. Если хорошенько ее встряхнуть, заиграет тихая музыка. Вечерами после работы, пока В. рисовал, я шла гулять. Выныривала из темной комнаты на белую от снега улицу и шла куда глаза глядят по узким дорожкам, выложенным брусчаткой. Скоро со мной повадилась ходить собака, рыжая и тонконогая, одна из ночных патрульных. Похоже, она решила стать связующим звеном между мной и миром. В собаках много любви, они созданы противостоять привидениям, одиночеству и отчуждению, а еще — чтоб были смешные уши. Я кормила эту не-мою-собаку сосисками, колбасой, хлебом и собачьим кормом и шутила, что делаю подношения духу места.

Собака, жуя, смотрела на меня без иронии.

Взамен на еду она весь день — пока была свободна от патрульных обязанностей — сторожила нашу дверь, а когда я выходила гулять, вставала и шла чуть впереди, как бы показывая мне дорогу. На самом деле путь, конечно, выбирала я, человек. Я часто гладила собаку по голове черной — в перчатке — рукой. На рыжей шерсти таял снег. Намокая, собака пахла собакой.

Мы шли мимо чьих-то садов. Заснеженные, они казались мне какими-то затаенными. Их зимняя тишина еще не была нарушена весной. Сады спали и видели сны, в них чувствовалась невидимая жизнь, внутренняя работа, которую угадываешь в любом задумчивом, погруженном в себя существе.

Сказки начинаются с того, как герой уходит из дома и оказывается потерян в скоплении растительности. Мне кажется, я видела в каждом саде свой скрытый, выжидающий лес.

Хорошо, что у меня был проводник, — собака.

Кафе были в основном закрыты — не сезон — и этим походили на сады. Где-то внутри за стеклами что-то по-медвежьи спало, какие-то тени лежали на полу вместе с пылью. Да, я заглядывала в окна кафе, в ожидание и память запертых, заброшенных пространств. Когда наступали сумерки, я смотрела в окна квартир, в эти узлы человеческой нормальности, там лежали незнакомые коты, стояли горшки с цветами, что-то бормотало и жило, я чувствовала себя русалкой-утопленницей у корабельного иллюминатора.

Когда становилось темно, над крышей старого собора всходила луна. В. курил на улице у нашей двери, дожидаясь меня.

В то время я изобрела новый способ думания. Я думала о снеге на рыжей собачьей шерсти, о каплях, в которые он превращается, сталкиваясь с собачьим теплом. О синем датчике чайника в полумраке, когда есть планы на чай. О том, что снится садам. О безопасности, которой на самом деле нет, и любви, которая есть на самом деле.

Я думала: вот у меня есть нора, еда и чай в свистящем чайнике, есть кот (так я называю В.) и собака (так я называю собаку). Мне не хотелось вспоминать, что я человек и должна выйти из леса. Человеческий мир казался мне чудовищно сложным, непонятным, и я думала: а почему все книги написаны про людей, откуда у нас такая фиксация на нас, почему нельзя написать о чем-то другом, о том, как живет трава, как ее касается ветер. Я думала, что однажды напишу книгу про траву, это будет огромная, толстая книга, в ней не будет войн и расставаний, будут щекочущие муравьи и зимний сон. Потом я вспоминала, что трава не может испытывать щекотки, что я снова всё очеловечиваю, всё снова упирается в человеческий опыт, единственный мне доступный, неповторимый.

Когда-нибудь я напишу книгу про траву. Получится книга про людей, но, думаю, хорошая.

Потом время пошло быстро и бог знает куда. Сады просыпались один за другим, это меня пугало, глаза садов даже ночью были открыты, в них как-то болезненно распускались цветы. Что-то темное зашевелилось-зашумело в кафе, потом стало песней Эдит Пиаф. Как раны, открывались окна и двери. Каждый день солнце забиралось по небу всё выше, все настойчивее светило в окно, будоражило, требовало чего-то. У древнего собора появилось название, пожилая экскурсоводка при встрече брала меня под локоть и говорила о политике.

Мир возникал заново вокруг нашей темной комнаты, нашей норы под вселенской корягой.

Мы дали имя собаке.

Тогда появилось будущее.

Тогда появилось прошлое.

Тогда я впервые осторожно подумала: а дома в это время туманы. По утрам они висят над каналом, как сны. Можно лечь на берегу, в недотаявший снег, смотреть в белое марево и слушать плеск, и гадать: утка это или водяная крыса? А может, лось? Лося как-то видели выходящим на берег недалеко от заправки, где мы с В. (еще тогда, незадолго до переезда) покупали кофе по дороге на курсы вождения. Это событие (лось, не покупка кофе) попало в газеты (то есть, конечно, в новостную часть интернета, бумажные газеты бывают только старые, их бабушка хранит для мытья окон). Вождение давалось мне плохо, я страшно нервничала, дорога была скользкой, в воздухе висел туман, я в бешенстве гнала на предельно допустимой для учеников скорости — для меня огромной — и думала о лосе. Он вышел на берег весь мокрый и ходит сейчас среди панелек, среди старых детских площадок, гастрономов и остановок, ему страшно, холодно, он хочет в лес, я могу убить лося нечаянно, могу задавить лося, прежде чем он найдет дорогу домой.

Он найдет дорогу домой.

«Фальтер» публикует тексты о важном. Подписывайтесь на телеграм-канал, чтобы не пропустить.

Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤