Псалмы из Верблюдии

«Однажды к твоим коленям,
как старая кошка, приходит время».

Стихи Андрея Пангорина — пронзительное высказывание о человеческом пути. А также попытка — по выражению самого автора — увидеть ненайденное.

Андрей родился и живет в Самаре, пишет стихи примерно с 2022 года.

— Честно говоря, я никогда не считал себя «поэтом». И у меня нет каких-то сформулированных, отрефлексированных, тем более «высоких» целей. Наверное, мне просто хочется видеть то, чего я не нахожу. И я стараюсь это делать. Радуюсь, если получается. Но не сильно. Возможно, это то, чем все мы и занимаемся, — пытаемся рассказать свою маленькую сказку (пусть даже и самому себе). Тем или иным образом. Сейчас в моей жизни уже нет ничего, кроме этих стишков (своих ли, чужих — в конце концов, все смешивается, размывается), но я не считаю поэзию чем-то глубоко «особенным». Это всего лишь один из бесчисленных способов. Так мне кажется.

Псалмы из Верблюдии

***

Случается,
однажды неизвестная птица принесёт солнце в клюве,
вскормит им человеческое дитя, навяжет запах;
люди, как Шапочки, скажут ему: «Откуда ты, милый?
Почему у тебя такие большие ушки,
откуда твои перецветшие губы?
Прощай. Только не возвращайся. Ни болью, ни злаком,
ни безвинной айвою, сгорбленной в меженину».
Я свернулся калачиком и укрылся листвой,
а проснулся игрушечным.
И с тех пор я не плакал.
Теперь я хороший.
Крещенский жар живота твоего (дар твоего равнодушия).
Первое, что я помню, — божью
коровку у изголовья, причащённую с каракуртом,
а я — тот же глупый солдатик
в китайском «ши ши» Лимпопо,
и над всем свинством азбучных жнивьев — запетое,
как полынья:
«Покуда в тех садах будут дубы,
я буду тебя...» Я буду.
Чьей-то победой,
хранимой в бюро находок —
соседом белой цапле при луне Ли Бо,
найдёнышу с родимым пятнышком Гавриила,
пекущему в горле валторны хлеб из приютских цветов
(мы срывали ему их рядом с его могилой).
Гори-горихвостка мене, гори-гори ясно —
это тоже я преклонился, чтобы допеть за тобой
незаконченный город у близорукого мыса, где ждут другие.
Пусть ясли
нас — там, где мир ещё совсем молод и жёлтые гризли
впадают в зиму богадельней для ос:
«Пора. Слышишь, снег издевается вспять? Но вернётся.
Ведь всё, что могло свершиться, уже сбылось
в этом спокойном дне, во мне, в плотоядном солнце,
где некого больше любить».

Однажды к твоим коленям,
как старая кошка, приходит время,
когда не можешь жить, не можешь умереть:
«Зверёныш мой,
пусти прилечь, погреться...
Это я, твоя соразмерность, вялый валежник,
я тоже дитя из полена,
не ставшее человеком.
Тебе страшно?
Возьми меня за руку, если найдёшь её».
Но мне уже не страшно
в этой нечаянной, сводной кости́.
Мы подружились — пусть первого нет,
а второй — в мясе цвета дикого мёда:
«Прости, что никогда не будешь один».
Я столько
грею в мышином царевиче пясти лён
под околоплодным —
морозным/душным/из плюша (не важно) — небом:
и им не наесться и не надеть. Но здесь всё спотыкается
в мне незаконную кашицу нежности —
жернов Бориса и Глеба —
единственную из крайностей.
Апология чуду небрежности —
где пролили философский кисель под ноги,
ничего не случилось.
Всё, как и было (будет), — нищее и прекрасное.
Прощение княгини Ольги
в расхищённом вертепе вьюрковых —
цветёт никому не известной близостью,
карликовыми сказками,
нашим кисейным правом.

Именины парноголовых —
шестьдесят седьмой день, а завтра...
завтра простой,
високосный день.

Простая сказка из земель землетрясений

Застынешь вечным почтовым утром,
у неотправленных прикосновений тем,
кого не увидишь.
Выскажи меня отсюда, когда я забуду,
как воздвигли в песочнице семидневный Китеж,
как к нему сбегают померанцы
сквозь мои карманы;
как глупую фразу
до конца несёт басенный лис посланий —
между соврать и сорваться
баю-баюшки-баем в сердечную завязь
(киевским князем — долькой Аматерасу):
«Что ты тут делаешь, сы́ночка?
Я никогда не...»
«Я улыбаюсь
тебе».
Сбереги
этот праздник павлиноглазки в ладонях
(как её звали? Маша? Шушу? Полиночка?);
Пржевальскую лошадь из олова на одной ноге,
возглас свободы, откладывающий корни,
румянец землетрясений,
мамину корону из позолоченного картона;
тавтологию той реки
о трех сто́ронах,
где мерят к сре́тению с сором
говор Во́йнича
выпавшие из пазухи о́блака
два малыша от побочных ветвей Гамаюн.
Забирай свой нетронутый —
всем, кроме лестницы губ — дар свой, отче,
которого больше нет,
который я
когда-то уже вернул.

Автор обложки: Ева Реген

«Фальтер» публикует тексты о важном. Подписывайтесь на телеграм-канал, чтобы не пропустить.

Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤