«Черная Сибирь» Софии Синицкой. Отрывок из романа о Юго-Востоке Украины и душевной болезни

У Алтын представление о проклятом фашизме было сформировано советскими кинофильмами и рассказами бабушки Клавдии Егоровны. У бабушки были провалы в памяти, она забывала, куда положила кошелек, очки, паспорт, и всё это приходилось подолгу искать, обнаруживая в самых неожиданных местах, например в холодильнике. Зато она прекрасно помнила, как в 1942 году в их поселок привезли истощенных детей из блокадного Ленинграда.

Исполком Хакасского областного совета народных депутатов поручил срочно организовать счастливую жизнь этим ребятам, обеспечить их жильем, едой, валенками, теплой одеждой.

В десятидневный срок был создан интернат с подсобным хозяйством. На скотном дворе бабушкина мама Гуля бесперебойно резала баранов, чтобы кормить ленинградцев. Клаву удивляло, что по телу мертвых животных пробегает дрожь, ей нравилось смотреть, как ловко мама разделывает тушу, как достает разноцветные внутренности, как бережет каждую каплю крови, сливая ее в медные тазы и чайники. Девочка опускала руки в густую теплую жижу, давила пальцами скользкие сгустки. Промывала кишки, помогала маме наполнять их кровью с молоком или с кусочками сала. Во дворе была кухня, горел костер. В казане, подвешенном на треноге, сначала варились кости, потом кровяные колбасы, потом всё мясо. Дистрофиков мама поила бульоном, дочке отдавала разрубленную пополам дымящуюся голову. Через всю свою жизнь бабушка пронесла любовь к кровяной колбасе, вонючему супу из потрохов и бараньим мозгам с луком.

Лучшим бабушкиным другом стал маленький блокадник Гена. У него умерла от голода вся семья. Когда война закончилась и дети отправились домой в Ленинград, бабушкина мама решила оставить Гену себе. Гена очень хорошо рисовал. Высунув от усердия язык, одной карандашной линией создавал совершенно живую, дышащую овечку, волка, зайчика, собачку, учителя Николая Ильича. У него был большой талант рисовальщика.

В семнадцать лет, окончив среднюю школу, Гена поехал в родной город поступать в Академию художеств. Он стал театральным художником и вернулся в свой хакасский дом уже немолодым дядькой. Вырастившая его приемная мама Гуля к тому времени умерла, Клава вышла замуж и успела овдоветь, ее Петя Суриков, бедный браконьер, утонул на рыбалке в высокой волне Таштыпа, оставив жену с маленькой дочкой, краснощёкой толстушкой, которую в честь бабушки назвали красивым именем Гульдженнет.

Гена увидел Гулю номер два и потерял всякое соображение. Ей в то время было около тридцати, настоящая монгольская красавица, пела «Утро туманное» – под гитару, хакасскую колыбельную – перебирая струны старенького чатхана. Всё народное, фольклорное Гена ценил и понимал. Не понимал Гулиного увлечения панк- и этно-роком, группой «Ханни», творчеством Летова, но это было неважно. Гена без памяти влюбился в Гулю, она, несмотря на дикую разницу в возрасте, ответила взаимностью и родила Алтын и Ваню.

Гена несколько лет жил с подругой в поселке на границе с Монголией, трудился над спектаклем, лаялся по телефону с режиссером-постановщиком и пил водку. У него было удивительное свойство напиваться каждый вечер без вреда для рабочего процесса. Лучшие свои эскизы, этюды, наброски он делал с утра в состоянии жестокого похмелья, но в трезвом уме и творческом воодушевлении.

Ровно в четыре часа дня Гена убирал художественные принадлежности, мыл кисти, складывал в папки картон, бумагу и садился за обед, который плавно перетекал в ужин. В сутки Гена выжирал полтора литра водки, не один, конечно, а с Гулей – просил любимую поддержать компанию. Любимая соглашалась и спилась очень быстро. Когда стало ясно, что Гуле не остановиться, что, опохмеляясь с утра, она уходит в запой и уже не в состоянии заботиться ни о детях, ни об их отце, ни о себе самой, малодушный Гена свинтил в Петербург к старой жене.

Гуля была плоха. В редкие дни «просушки» она становилась спокойной, доброй, хоть и очень слабой физически, а вот когда пила – превращалась сначала в злого медведя, потом в срубленное дерево.

Ваню и Алтын воспитывала бабушка. Гена больше не приезжал, по телефону жаловался на радикулит, присылал небольшие деньги. В поселке его не любили и называли Укропом Помидоровичем Огурцовым, намекая на героя одного рассказа Шукшина.

Бабушка пыталась лечить дочь от алкоголизма, но не смогли помочь ни врачи с капельницами, ни шаманы с бубнами. Гулю несколько раз подшивали, она ездила в медицинский центр, платила и расшивалась. В конце концов Гуля трагически погибла. Последний раз Алтын видела мать лежащей на диване с закрытыми глазами и дымящейся сигаретой. Из магнитофона неслась любимая мамина песня:

Я люблю читать книги о жестокой войне,
Я коплю значки о великой стране.
Хо Ши Мин, улыбаясь, смотрит мне вслед,
Когда я прочищаю свой пистолет.
Ведь я – милитарист!

У мамы действительно было много значков – целый мешок. Коллекционировать их начала ещё прабабушка. Ваня и Алтын часами рассматривали солидные советские нагрудные знаки, сделанные по старой технологии с использованием горячей эмали, легкие послевоенные значки с ледоколами, космическими кораблями, зверями, танками. «Ударник сталинского призыва», «Пятилетку – в четыре года!», таинственный «Всерообпом». «Пятьсот миллионов тонн нефти» с трубой и вышкой, «Донор СССР» в виде капли крови, «ГТО», «БГТО». Диван загорелся, Гулю с ожогами увезли в больницу, там она скончалась. С тех пор Алтын больше всего боялась огня и запаха тлеющей ветоши, просила бабушку не кидать в печку тряпки.

Папа Гена был только на пять лет младше бабушки, однако выглядел получше, чем она. После Гулиной жуткой смерти художник бросил пить, стал заботиться о своем здоровье. Гонорары получал большие, много работал и путешествовал. Умудрился сойтись с другой молодухой и ещё кого-то родить.

Клавдия Егоровна ненавидела Гену, жалела, что в тяжелые военные годы мать пригрела на груди змею, хотя могла бы ограничиться своим, уже имеющимся ребенком или же выбрать какую-нибудь девочку – ведь много было сирот. Однако она старалась держать при себе мысли и эмоции. Как ни крути, Гена был отцом ее любимых внуков. Бабушке не хотелось внушать им свои нехорошие чувства к «змее» – злость и обида не сделали бы их счастливей.

«Фальтер» публикует тексты о важном, литературе и свободе. Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить.

Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤