Отражение

Я не люблю зеркала. Каждое зеркало отражает мое лицо по-разному — как тогда узнать, какому отражению я должна верить как истинному? В одном я вижу мать, в другом — отца. Или вижу седые оттенки в своих волосах, в то время как в голове крутится мысль: когда же я перестану выглядеть и чувствовать себя как маленькая беззащитная девочка…

Я бросила искать подходящее зеркало до тех пор, пока мировые события не отправили нас на карантин, а затем в интернет — здесь наши лица и голоса транслируются из любой точки мира в любой момент. И я тоже здесь, смотрю на себя.

Мое отражение в зуме стало важной частью меня и в некотором смысле представлялось вариантом отражения, которому я готова доверять как подлинному. Движущаяся, живая я. Правда, со временем и здесь я начала замечать, как теряю контроль над маленькой картинкой в углу экрана. Возможно, это произошло из-за отношений с новым коллегой из местного госпиталя. Он помогал мне с исследовательским проектом. Я занималась поиском новых методов лечения депрессии как биохимик. Мы знали друг друга почти год, но виделись только онлайн.

На наших еженедельных встречах я нередко отвлекалась. Мне стало важно контролировать, как я отражаюсь для него в зуме. Пока он говорил, я наблюдала за собой, останавливалась, поправляла волосы, меняла выражение лица — он видел только мое лицо, шею. Я также видела его лицо, плечи, рубашку, которая идеально сидела. Мы всегда общались на равных, и, несмотря на его более высокую должность, часто это именно он внимательно слушал меня, интересовался моим мнением.

Когда в середине одной из недель мне внезапно приснились два сна о нем, я не могла смотреть на него как раньше. В первом мы встретились в моем офисе в университете. Он неожиданно, но бережно положил руку мне на плечо — пара мгновений, и он уже целовал меня… Я получила записку от его жены, в ней говорилось: «Я знаю обо всем, что вы делали с моим мужем». Во сне мне было стыдно, но я чувствовала свою силу, свободу, я была страшно довольна собой.

Во втором сне приехала к нему на работу. Мы пошли пообедать. Он спросил: уместно ли будет привести своего шестилетнего сына? Его заботливое отцовство привлекало всё больше и больше. За обедом я выпила вина. Он сказал, что не пьет. Мне стало стыдно, что я пью. Позже мы уже были в его квартире — все границы разрушены: он стоял позади меня, пока я смотрела в окно его гостиной комнаты, его рука коснулась моего лица, его пальцы погружались в мой рот…

После второго сна я долго не могла избавиться от напряжения. Неделю спустя, снова на встрече с ним онлайн, я в смущении. Он уверенно сидит по ту сторону экрана, говорит спокойно. У меня такое чувство, что он видит меня насквозь, и его улыбка — это умиление моей наивности. Я перевожу взгляд с камеры на стену моего кабинета и обратно. Когда говорю, отвожу взгляд, спотыкаюсь, отворачиваюсь от своего отражения. Он на десять или пятнадцать лет старше меня, он этого не знает, не знает, что я маленькая девочка. Учитывая мое высокое положение, он может подумать, что мы равны, что у меня тоже есть семья, есть дети, есть границы.

Мое уважение к мужчинам на работе всегда казалось странной редкостью, а когда появлялось, было связано с сильным физическим напряжением. Может быть, это потому, что я искала себе отца взамен моего, отсутствующего, и мое тело хотело прижаться к мужчине, которому я могла бы доверить себя и свою жизнь. Он посмотрел бы на меня, обнял, сказал: всё будет хорошо, дорогая. Но если дело в отсутствии отца, то почему так мокро внизу?

Глубоко погрузившись в эти мысли, одна дома поздно вечером, уставившись в никуда, я резко двигаю рукой, забывая, что держу в ней чашку с горячим чаем. Кипяток льется на меня, заливает грудь, живот, всё горит, я горю — слезы мгновенно появляются на щеках. Морщусь от боли, от стыда, от собственной беспомощности. Я быстро снимаю платье, на мгновение задерживаясь посреди комнаты, — замерзшая от ожога, жду сигналов тела о том, что делать дальше.

Когда ты обжигаешь руку, совет: подставить ее под холодный кран, стоит немного подождать, и уже лучше. Когда у тебя горит грудь, нужно подставить ее под холодный душ — тогда начинается переохлаждение… Пока мои зубы стучат от холода, грудь остывает — я засыпаю.

Ранним утром я снова встаю одурманенная новым сном о нем. Наваливает жажда этой эмоциональной нестабильности, когда ты ждешь встречи с человеком, наполняешься волнением от того, как он тебя видит, как ты отражаешься в его глазах — на мгновение я забываю, насколько обожжено и всё еще горячо мое тело. Я смотрю на себя обнаженную в зеркале. Посередине тела, от центра между грудями, расползается свежий красный след ожога, я не уверена, исчезнет ли он или останется со мной навсегда. Мое тело уже не так молодо, шрамы и следы моих ошибок и неосторожности теперь отпечатались навсегда. Я прикасаюсь к себе нежно, кончиками пальцев, я чувствую уже воспаленную кожу, которая на ощупь напоминает высушенный на солнце фрукт. Я не могу забыть прикосновения из сна.

Я записываю в заметки в телефоне: «Мне снова приснился А.». Как всегда, я захожу в интернет с запросом — а где еще искать ответы на все загадки жизни? Есть статьи о том, что мои сны не означают секс буквально; также то, что я увидела, не означает, что я хочу своего босса, это может означать что-то другое — что-то о власти, о либидо. Психологи считают, что сон о сексе с начальником говорит о развитии, амбициях и желании быть на его месте.

Я не против такой интерпретации, потому что хочу быть им, иметь ту власть, которую он имеет надо мной. Каждый раз, когда я смотрю на его лицо в зуме и в то же время вижу свое отражение, я сливаю нас в одну картинку, представляю вместе, отделенных от тела, на экране, как в кино — может быть, именно поэтому я могу так легко перенести его в сны. Уловка разума.

Мне нужна свободная одежда, пока грудь восстанавливается после пожара. Мне нравится носить мужские пальто. На улице, прячась от ожогов под большим куском ткани, я оглядываюсь на себя в окнах машин. Проходя мимо магазинов, зданий, я поворачиваю голову, чтобы проверить, увижу ли я там себя на этот раз. Мне нравится замечать тех, кто ведет себя так же: это подтверждение нормальности моего желания. Я боюсь осознать, что это только я ищу свое отражение в витринах магазинов, обнаружить, что это только я иногда чувствую разобщенность между собственным разумом и телом.

Однажды я была на свидании с мужчиной, и он спросил меня, как я чувствую, дословно — представляю себе мое лицо. Когда я попросила поподробнее объяснить, что он имел в виду, он сказал: «Если я не вижу себя, такое ощущение, что у меня есть только глаза, которыми я смотрю на вас, что на моем лице нет кожи, я ее не вижу. Лицо — одна из тех частей тела, которые мы не можем видеть без зеркала…» Тогда я лишь засмеялась. Но со временем то, о чем говорил мой случайный собеседник, стало чаще отзываться в моей голове; это безликое существование, неразрешимая невозможность увидеть себя своими глазами, глазами других, собрать себя из множества лицевых отражений: на фотографиях, сделанных разными камерами, в глазах незнакомцев, которые смотрят на тебя в кафе, пока ты там сидишь, что-то пишешь о своем лице. С появлением зума я начала выстраивать новые отношения с отражением, и мне кажется, я очень близка к тому, чтобы обрести контроль над этой второй я, над своим лицом. Эта иллюзия быстро разрушается, когда я закрываю глаза, надеясь отдохнуть, поспать, пережить ночь без тревожных образов в подсознании.

Страх перед ночными кошмарами возник у меня в детстве благодаря повторяющемуся сну, в котором я одна в комнате, в полном покое, сижу за столом, пишу или, удобно устроившись на диване, смотрю телевизор. С каждой минутой в моем сне начинает накапливаться леденящее напряжение: я чувствую, что в комнате есть кто-то еще, и этот кто-то — мой двойник, близняшка, девушка с моим лицом; она смотрит на меня, улыбается, смеется над моей уязвимостью. Я всё еще не могу представить ничего страшнее, чем это разобщение с отражением, его власть надо мной. Как будто бы я совершенно потеряла себя, хотя и смотрю на себя через отражение. Только когда она говорит в унисон со мной в окне зума или в осколке зеркала, в витрине магазина, я знаю, что она под контролем, я убеждаю себя, что мне нечего бояться, не нужно бояться самой себя. Но по законам повторяющихся по ночам снов власть переходит к этому другому я, оно снова контролирует мой разум. Когда просыпаюсь, нахожу себя поглощенной мыслью о том, что, возможно, только что открыла второе я (или нет?).

Я близка к подтверждению его существования или несуществования, когда Александр предлагает наконец встретиться лично.

«Я буду проезжать через город, и у меня как раз еще одна встреча неподалеку от вашего университета, было бы приятно наконец увидеть вас», — говорит он из окошка зума.

Я киваю, я в ужасе. Конечно, если он увидит меня лично, он узнает о сне, о напряжении, о влечении, об ожоге. Личная встреча заменит онлайн в то же время, в пятницу, в 11 утра. Моя грудь немного зажила, но шрам всё еще там — только для того, чтобы его увидели те, кто имеет право раздевать меня, во сне или нет, — каким-то образом я чувствую, что он тоже увидит его.

Я предлагаю встретиться в кафе, а не в моем офисе — это где он поцеловал меня в моем первом сне. Утром я трачу на сборы на полчаса больше. Я никогда не ношу серьги, сегодня исключение. Беру те, что с камнями круглой формы на тонких серебряных нитях.

Я прихожу в кафе немного раньше. Я хочу заметить его прежде, чем он сможет заметить меня. Я хочу контролировать ситуацию.

Всё, что я знаю, — это то, что у него очки, дружелюбное лицо; зум не так легко передает цвет глаз, они могут быть голубыми, но в равной степени могут быть и темно-карими. У него короткие волосы, обычно он носит ярко-белую или голубоватую рубашку. Сидя в кафе, я оглядываюсь в поисках его силуэта. Я уже заказала себе кофе, чтобы избежать неловкого момента, когда он предложит купить напиток мне.

Я продолжаю оглядываться, пока кто-то позади меня не воскликнет:

— Анна?

— О, здравствуйте.

— Привет.

Он сидит передо мной. Я не могу поверить своим глазам. Он выглядит совсем не таким, каким я видела на наших встречах в зуме… Он довольно невысокий. Его волосы редкие, на макушке заметная лысина. Его рубашка, в конце концов, не так уж и выглажена. Это вообще он?

— У вас уже есть кофе, я бы вам взял, — говорит он.

— Спасибо, — отвечаю я.

Он уходит заказать напиток. Я наблюдаю за ним издалека. Он возвращается, начинает говорить. Я киваю, как будто внимательно слушаю, только это не так. Я не уверена, о чем он говорит, я не могу узнать мужчину из зума. Более того, меня отвлекает силуэт женщины, сидящей ко мне спиной за пределами кафе. На ней платье такого же цвета, как у меня, светло-голубое. Это меня беспокоит. Я хочу знать, кто она. Я знаю большинство людей в университете, меня беспокоит, что она действительно кажется знакомой и в то же время такой незнакомой. Она наполовину поворачивает голову, я вижу ее профиль, я вижу серьги — такие же, как у меня.

— Анна? — Александр перебивает меня.

— Извините, извините, я кое-что увидела. Пожалуйста, продолжайте.

— Нет проблем, мне интересно, куда вы смотрите.

— Да…

— В любом случае, как я уже говорил, нам действительно следует рассмотреть новые возможности для расширения сотрудничества, прошедший год был очень успешным…

Я снова поворачиваю к ней голову. Кто она? Она полностью поворачивается, смотрит на меня, у женщины мое лицо, она улыбается мне, она подмигивает.

Я горю. Я замираю.

Анна?

Анна?

«Фальтер» публикует тексты о важном, литературе и свободе. Подписывайтесь на телеграм-канал, чтобы не пропустить.

Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤