Фальтер

Екатерина Агеева. «Постскриптум»

Проза
Что откликается эхом, когда кто-то называет человека по имени уже после его смерти? «Постскриптум» Екатерины Агеевой — ответ на этот вопрос. Изящный текст-головоломка, состоящий из воспоминаний об эпатажной писательнице преклонных лет.

Одна из интриг — фигура лукавого рассказчика, которому явно нравится сбивать нас с толку. Чем внимательнее будет читатель, тем выше вероятность, что он поймет, кто же с ним говорит.

Екатерина Агеева — поэт, прозаик, критик. Публиковалась в журналах «Кольцо А», «Лиtеrrатура», «Знамя», «Формаслов» и других. Попала в лонг-лист «Лицея»-2020. Финалистка премий «_Литблог» и «Болдинская осень». Ведет телеграм-канал о разном литературном (и немного о себе) «Литературные патологии».


— Идея этого рассказа зародилась на курсе Creative Writing School, когда нам дали задание написать о своей старости. В процессе стало понятно, что я выписываю в героине не столько себя реальную, сколько ту, кем хотелось быть (читать как «кем хочется умереть»). Ну а раз уж героини не стало, я в каком-то смысле смогла попрощаться со всеми этими иллюзиями, чтобы, наконец, приступить к действиям. В конечном же счете, этот рассказ вообще не о жизни человека (вымышленного, реального ли — неважно), а о том, что именно нас сопровождает и откликается эхом, когда кто-то называет нас по имени уже после смерти.

Постскриптум

Она купила меня в 2053 году. Про запас. Тогда многие так делали: безумная инфляция и дефолт в России 20-х дали о себе знать. Люди привыкли, что даже простая ДСП-шная синица в руках лучше красно-вишневого журавля. С тех пор, как она стала пенсионеркой и вернулась в Россию, я — ее первая крупная покупка. И последняя, как широкий жест или постскриптум. Конечно, не так она себе представляла старческий шопинг, но…

Мы провели друг с другом последнюю треть ее жизни, хоть нам и не довелось побывать, так сказать, лицом к лицу. Впрочем, что является моим настоящим лицом — тем самым, которое хочется не уронить, но оно всё равно падает (не по моей воле!) в грязь, особенно в дождливую погоду, — вопрос дискуссионный. Так вот: тет-а-тета у нас не случилось. Но это мелочи. В конце концов, между отдыхом на малой родине и поездкой на море выбор очевиден.

Что купить перед вылетом:

̶П̶а̶р̶ф̶.̶ ̶T̶h̶e̶ ̶T̶r̶a̶g̶e̶d̶y̶ ̶o̶f̶ ̶L̶o̶r̶d̶ ̶G̶e̶o̶r̶g̶e̶ ̶о̶т̶ ̶P̶e̶n̶h̶a̶l̶i̶g̶o̶n̶'̶s̶ ̶(̶с̶е̶б̶е̶ ̶и̶ ̶М̶и̶ш̶е̶)̶

̶Ш̶к̶а̶т̶у̶л̶к̶а̶,̶ ̶б̶у̶к̶ ̶(̶д̶л̶я̶ ̶д̶е̶к̶у̶п̶а̶ж̶а̶)̶

Пелевин, новая книжка (узнать название!) — оформить предзаказ

̶Ч̶и̶п̶с̶ы̶ ̶S̶a̶n̶ ̶C̶a̶r̶l̶o̶ ̶(̶с̶ ̶л̶а̶й̶м̶о̶м̶)̶ ̶—̶ ̶б̶о̶л̶ь̶ш̶а̶я̶ ̶п̶а̶ч̶к̶а̶ ̶(̶!̶)̶

Мемуаров она не оставила — всё равно никто бы не купился: в ее книгах всегда было не понять, где она придумывала, а где рассказывала правду. Придется поверить на слово, что она была в старости именно такой, как в моих воспоминаниях. У нас не состоялось чутких бесед, но ведь молчание (пусть и абсолютное, гробовое) — это золото.

В старости, как говорили ее близкие при встрече, она походила на себя в подростковый период. Недаром считается: старики — те же дети. Нет, конечно, она не ударилась в готки и не убежала из дома, оставив в личном дневнике запись в духе «Мне не подобрать слов, чтобы описать боль и унижение». Но в ней стали пропадать те мягкость и терпимость, которые она лелеяла годами, видя в них высшие добродетели.
Да, с возрастом она снова стала непримиримым борцом за справедливость. Дерзкая, упрямая, вредная. Про таких, как она, говорят: за словом в карман не полезет. Но она, кстати, с удовольствием лазила. И доставала эти неотесанные и грубые — моя полная противоположность — слова вместо конфет, щедро осыпая ими внуков. Она всегда говорила, что думает. И хорошо было, что с каждым годом она думала оригинальнее, чем в юношестве. Поэтому окружающие воспринимали любое ее слово как афоризм, пусть и нецензурный, а не как проявление старческого маразма.

Скажу немного и о себе. Моим уделом было жить в разных частях ее дома: на чердаке и в подвале, на балконе и в саду. Одно время даже в кабинете (для вдохновения) и в комнате для гостей (когда на юбилей собралось слишком много народу). Она никогда не прятала меня, скорее, гордилась.

Удивительно, что журналисты ни разу не выносили факт моего наличия в заголовок интервью с ней. Секрет, пожалуй в том, что ее книги давали больше поводов для кликбейтов. Больше, чем я — «простой советский…» Это из мема про старую баннерную рекламу на сайтах. Оттуда же — «Утром из вас вылезет…» На меня такая реклама, кстати, вряд ли бы подействовала: никто вылезать не должен, не положено. К слову о мемах. Она их любила: запоминать, придумывать, рассказывать. А вы думаете, откуда я их столько знаю?

Объявление

Продается платяной шкаф начала XX века. Цена — 35 000 рублей. В прошлом году проведена реставрация. Все дверцы рабочие, закрываются на ключ. Оценка антикварщика и сертификат подлинности — по запросу. Самовывоз. Без торга. Пишите — на звонки не отвечаю. Отдаю только шкаф: детские ботиночки в кадре — ношеные, не для продажи.

Иногда кажется, что я для нее в итоге тоже стал мемом. Иначе ей бы не пришло в голову использовать меня в последние полгода как гигантскую коробку для необязательных, но важных для нее бумажек. Родственники, правда, почему-то решили, что я не хранилище, а последнее пристанище, то бишь мусорная корзина. В итоге бумаги сожгли еще до поминок, видите ли, никакую память они не несли.

Когда она умерла, рыдали, наверное, все. Думаете от горя? Сомневаюсь. Всё потому, что она попросила крутить в похоронном зале отрывки из ее окололитературных стендапов. Еще — мне было слышно из соседней комнаты — она заказала на похороны актеров в черном и с зонтами. Дескать, жила она всегда честно и открыто, а напоследок решила добавить немного перчинки и мистики. Эти ряженые мафиози, намекающие на тайны, в шляпах, очках и плащах, должно быть, очень эффектно смотрелись на побережье во время развеивания ее праха в тридцатиградусную жару.

В том, что она вдруг взялась планировать свои похороны заранее, нет ничего удивительного. И дело тут не только в нестабильной экономической обстановке. Она обожала планировать. Еще больше — планировать, как она будет планировать. На мое счастье, она почти сразу отказалась от идеи с темнокожими носильщиками (да-да, еще один мем). Я бы не хотел, чтобы нас несли в последний путь, пританцовывая. Но это не потому, что я заскорузлый сноб или трусливый зануда. Просто я люблю тверк и чечетку. На худой конец — конец чьей-то жизни, разумеется — контемпорари. Но с таким напарником на плече, как я, подобные вещи сообразить сложно.
P. S. Не знаю, здорово ли ей было жить, стареть и умирать. Но мне было почетно считаться ее гробом, пусть только и в течение жизни, а не после. Кстати, когда похороны кончились и прах ее полностью смешался с прибрежным песком, меня за ненадобностью вернули в магазин. Если что, заходите на склад и добро пожаловать. Может, я еще сгожусь кому-нибудь из вас. Помните: хочешь перестать жить — надо позаботиться о том, в чём предстоит вертеться.


Литературный редактор: Ева Реген

Автор обложки: Ира Копланова


«Фальтер» публикует тексты о важном, литературе и свободе. Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить.

Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤