«Мальчик, кого ты видел?
Я видел Бога.
Он отнимал мой воздух,
и ему было очень трудно».
Сегодня — стихи обозревателя «Фальтера» Ольги Кодрахиной. Ее поэзия выворачивает жизнь наизнанку, чтобы показать, из чего эта жизнь состоит. Мальчик вырастает в великана, но не перестает быть мальчиком; умирающая рыба мечтает попасть на небо, но попадает в рот.
В подборке «Черная вода» — нежность и смерть, блинчики по воде и ночные кошмары. А хрупкость человека — не только печальна, но и по-своему красива.
Ольга — поэт, прозаик и литкритик. Стихи публиковались в «Полутонах», рецензии — в Bookmate Journal, «Литературно», на «Дискурсе». Ведет телеграм-канал «Кухарка Гегеля».
Я видел Бога.
Он отнимал мой воздух,
и ему было очень трудно».
Сегодня — стихи обозревателя «Фальтера» Ольги Кодрахиной. Ее поэзия выворачивает жизнь наизнанку, чтобы показать, из чего эта жизнь состоит. Мальчик вырастает в великана, но не перестает быть мальчиком; умирающая рыба мечтает попасть на небо, но попадает в рот.
В подборке «Черная вода» — нежность и смерть, блинчики по воде и ночные кошмары. А хрупкость человека — не только печальна, но и по-своему красива.
Ольга — поэт, прозаик и литкритик. Стихи публиковались в «Полутонах», рецензии — в Bookmate Journal, «Литературно», на «Дискурсе». Ведет телеграм-канал «Кухарка Гегеля».
— Мне кажется, поэзия — это не совсем о том, чтобы говорить с миром, но о том, чтобы его осмыслять. Мы слышим, видим, щупаем какие-то объекты, но есть нечто большее — и оно осмысляется именно в поэтическом языке. Поэзия ищет взаимосвязи и нечто ирреальное — это делает нашу жизнь более осмысленной.
Каждый поэт пытается найти лучшие слова, которые передадут конкретно его оптику мировидения. А если стихи будут понятны еще и Другому, то это, конечно — величайшее счастье, потому что повезло одинаково «слышать» в пространстве, где почти нет правил. То есть осмысление — это главное, но коммуникация, если она случилась — счастье.
Черная вода
***
проклятое небо
с трудом гортань пробивает звук
«кламп-кламп»,
мне пела мёртвая рыба тоску.
Из утробы пела икринками-детками,
чтобы насытить мой чёрный рот,
чтобы заполнить его по куску
и улететь до созвездья Рыб.
Ведь всем им внушали, что тот, кто попал в живот,
не болит и совсем никогда не мрёт.
Светит на Северном небосклоне и навсегда поёт.
Но городское небо — сплошь световая грязь.
Еле живая рыба пропела последнее слово,
и словом тем было «хрясь», и вот —
поломалось тельце на крошечные куски.
И в небе ни звёзд, ни песен, ни рыбьей большой тоски,
лишь тот бесконечный рот,
шумный свет и дичьи его мазки.
великан
дни тянулись медленными стежками
фьють один от другого не отличишь
когда-то их различал и в ладошки складывал
храбрый мальчишка
и вырос в большущего великана
до самого потолка
и глянул вниз на свои ладошки и пальцы
его озадачили цыпки и зудящие заусенцы
они так чесались и мешали ему работать
над стратеджис оф пёрсонал дивэлопмент
ох уж эти проклятые заусенцы
содрать бы их все со всех своих пальцев.
и поглотить зубами оставив красные стяжки
зудящие но зарастающие как через смех икота
Мальчик, кого ты видел?
Я видел Бога.
Он отнимал мой воздух,
и ему было очень трудно.
***
Увядшая нежность завещала мне запах сирени,
и после смерти накинулись осы,
а я своим хоботком все выпью
и лягу спать, баюкаясь и ласкаясь о каждую веточку.
Делятся только, когда хватает,
а если нет, напротив — берут взаймы и
не возвращают, то есть без
предупреждения, без объявления войн, без
смерти-боли и смерти-смерти.
Но я не возьму, потому что кутаться проще в нехватке.
фьють один от другого не отличишь
когда-то их различал и в ладошки складывал
храбрый мальчишка
и вырос в большущего великана
до самого потолка
и глянул вниз на свои ладошки и пальцы
его озадачили цыпки и зудящие заусенцы
они так чесались и мешали ему работать
над стратеджис оф пёрсонал дивэлопмент
ох уж эти проклятые заусенцы
содрать бы их все со всех своих пальцев.
и поглотить зубами оставив красные стяжки
зудящие но зарастающие как через смех икота
Мальчик, кого ты видел?
Я видел Бога.
Он отнимал мой воздух,
и ему было очень трудно.
***
Увядшая нежность завещала мне запах сирени,
и после смерти накинулись осы,
а я своим хоботком все выпью
и лягу спать, баюкаясь и ласкаясь о каждую веточку.
Делятся только, когда хватает,
а если нет, напротив — берут взаймы и
не возвращают, то есть без
предупреждения, без объявления войн, без
смерти-боли и смерти-смерти.
Но я не возьму, потому что кутаться проще в нехватке.
ветряные пятна
Я пел и падающего толкал,
и он вцепился в мою ладонь;
он плакал, руку мне целовал,
я пел, а руку сжигал огонь.
И хоть бы в блаженьи да подтянуть,
сдержать необдуманной песни ход?
Я спел, что прошедшего не вернуть.
И смерть должна была не смотреть,
а медленно затянуться в рот
и там сгореть.
и он вцепился в мою ладонь;
он плакал, руку мне целовал,
я пел, а руку сжигал огонь.
И хоть бы в блаженьи да подтянуть,
сдержать необдуманной песни ход?
Я спел, что прошедшего не вернуть.
И смерть должна была не смотреть,
а медленно затянуться в рот
и там сгореть.
память — блинчики по воде
Каждый раз, когда он пишет стихотворение,
в ней что-то ухает вниз.
Как камешек, что должен был пролететь, пустить серию блинчиков по воде, разводы...
круги в небеса, в воде всегда отражаются небеса.
Даже в ванной.
Просто те небеса короткие, низкие.
Но поклониться можно
и задержать дыхание, чтобы вынырнуть выжить.
В ней что-то ухает вниз.
Как сова в кошмаре
Кричит, и рокот её на издыхании за плечом,
вот-вот полоснёт по шее...
И она просыпается, раскрывает глазницы будто рваными были всё это время,
но раскрывает их, трогает, всё на месте.
Правильно ли приносить подаяние
человеку, который расскажет, как сделать,
чтобы было нормально, чтобы не ухало, чтоб не расчёсывать до крови ладошки, зуд между
пальцев не отпускает,
и камешек вновь сорвётся в воду, поскольку внезапно зудит
и рука неожиданно дрогнула.
Автор обложки: Ира Копланова
Хотите больше текстов о важном, литературе и свободе? Подписывайтесь на телеграм-канал «Фальтера», чтобы не пропустить.
Если вам нравится наша работа, можете поучаствовать в сборе средств — это очень поддержит редакцию. Спасибо 🖤
в ней что-то ухает вниз.
Как камешек, что должен был пролететь, пустить серию блинчиков по воде, разводы...
круги в небеса, в воде всегда отражаются небеса.
Даже в ванной.
Просто те небеса короткие, низкие.
Но поклониться можно
и задержать дыхание, чтобы вынырнуть выжить.
В ней что-то ухает вниз.
Как сова в кошмаре
Кричит, и рокот её на издыхании за плечом,
вот-вот полоснёт по шее...
И она просыпается, раскрывает глазницы будто рваными были всё это время,
но раскрывает их, трогает, всё на месте.
Правильно ли приносить подаяние
человеку, который расскажет, как сделать,
чтобы было нормально, чтобы не ухало, чтоб не расчёсывать до крови ладошки, зуд между
пальцев не отпускает,
и камешек вновь сорвётся в воду, поскольку внезапно зудит
и рука неожиданно дрогнула.
Автор обложки: Ира Копланова
Хотите больше текстов о важном, литературе и свободе? Подписывайтесь на телеграм-канал «Фальтера», чтобы не пропустить.
Если вам нравится наша работа, можете поучаствовать в сборе средств — это очень поддержит редакцию. Спасибо 🖤