Размышлять о своей личности через других людей, кабинеты и улицы, портреты и сборники. Создавать набросок самого себя, вспоминая события далекого прошлого.
Об одном из самых человечных жанров, к которому обратился итальянский философ Джорджо Агамбен в своем «Автопортрете в кабинете», в таком же эссеистском направлении рассуждает критик Полина Старостина, автор телеграм-канала «Место для эпиграфа».
Джорджо Агамбен. Автопортрет в кабинете. Перевод Александра Дунаева. 2-е издание. Москва: Ad Marginem, 2024
И вот мы видим лица других. С фотографий и портретов смотрят те, кого уже нет. Восстанавливая дни своей жизни, Агамбен сыплет именами писателей на каждой странице: чуткий и дарящий радость Хосе Бергамин, по-наставнически важный Клаудио Ругафьори, поэтичная Патриция Кавалли. И многие-многие другие, кто были его друзьями или учителями.
«Того, что у нас есть — привычек, обыкновений, воспоминаний, — слишком много, мы больше не можем их в себе удерживать».
Джорджо Агамбен — автор книг «Грядущее сообщество», «Homo Sacer», «Человек без содержания». «Автопортрет в кабинете» был опубликован впервые в 2017 году. В тексте говорится о его философском пути и пути жизненном. Книга не имеет четкой структуры, в ней нет деления на главы: абзац может начинаться с событий в 1985 года, а заканчиваться воспоминаниями о семинарах Хайдеггера в Ле Торе в конце 60-х. Текст перемешивается с фотографиями, ведь не показать упомянутые кабинеты было бы не по-человечески. Автор не такой. Агамбен делится с читателями порядком, царящем на его столе, и неким бардаком в голове.
Джорджо Агамбен — тот автор, который жил в окружении людей, формирующих свой век. Он называл друзьями известных писателей и читал великих творцов, размышляя над тысячами текстов. Поэтому смог обличить свою мысль в книгу, которая станет артефактом в ряде современных кабинетов.
Как и подобает эссе, текст Агамбена — полет мысли, слов и воспоминаний. Его создание — нетерпение сердца одного итальянского философа. Люди могут отвоевывать друг у друга пространство комнаты, чтобы им было где писать и работать. Их достижения же и литература пусть остаются всеобщими.
Написано прерывисто, колко и точно. Так обычно и бывает в дневниковых записях, которые ты создаешь за столом, в свете лампы — сдавленный между шкафами. Ведь если мысль пришла к тебе, нужно успеть занять место в пространстве. Когда садишься слишком поздно, то руки уже не могут ничего написать. В таком случае даже чистые невинные листы не помогут создать новый текст. Не спасут и ручки, которые запачкают пальцы и при случае покажут людям твою тягу к текстам, что всегда рraesto — «близко, под рукой».
«Студия сохраняет черновики творчества, отмечает следы трудоемкого процесса, который ведет от способности к действию, от пишущей руки к исписанному листу, от палитры к полотну. Студия — это образ способности, способности писать в случае писателя, способности рисовать или ваять в случае художника или скульптора. Попытаться описать собственную студию значит попытаться описать образы и формы собственной способности — задача неосуществимая, по крайней мере на первый взгляд».
В его помещении на стене висит ковер, цвет которого мы, читатели, придумаем сами. Лежит проигрыватель на полу. Работает он или нет, мы тоже придумаем сами. О чем все те книги, что стоят, чуть опираясь друг о друга, словно пьяные товарищи, — всё сами. Множественные ящички в комоде и маленький журнальный столик, что украшает помещение словно музейный экспонат, наполняют комнату объемом. И она светится, мерцает и живет. Живет, потому что в ней есть мысль.
И весь этот текст — о творчестве, которое существует не только внутри человека, но и снаружи. Твой дом — это ты. Твои листки и недочитанные книги — ты. Забытая кофта на стуле и следы от чайной кружки, напоминающие древесные кольца — тоже ты.
Такие сборники мыслей, такие эссе, как у Агамбена, — это клад, в котором никогда не знаешь, что найдешь. Подобное чувство испытываешь, когда перебираешь старые залежи вещей у себя в комнате — и вот в руки попадает старый листочек с несколькими словами из прошлого или камушек, оставшийся с поездки. Или кипы тетрадей, в которых ты записывал свои мысли бурно и быстро, чтобы не забыть, а в итоге все равно забыл. Написать о прожитом — значит овладеть воспоминаниями и поделиться этой властью с читателями.
Поставив себя на место Джорджо Агамбена, ты представляешь череду людей, которые что-то значили для него. Улыбаешься, будто та радость встреч все еще возможна, хоть многие уже умерли.
«В этой книге — как и в моей, как и в любой жизни — мертвые и живые соприсутствуют, они так близки и так требовательны, что непросто понять, в какой степени присутствие одних отличается от присутствия других».
Кабинет, дом с их памятью не могут не ранить: слишком многое происходило среди тех стен, слишком длинную жизнь люди проживают, пока переезжают с одного места на другое. Но, как вспоминает сам Агамбен, «человеческая мысль питается радостью». В этих же стенах мы бываем счастливы. Текст помогает нам это счастье сохранить и прожить его заново. Открыть ту дверь и попасть туда, где все знакомое и родное. Где все на своем месте.
Редактор: Ева Реген
«Фальтер» публикует тексты о важном, литературе и свободе. Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить.
Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤