«Однажды к твоим коленям, как старая кошка, приходит время».
Стихи Андрея Пангорина — пронзительное высказывание о человеческом пути. А также попытка — по выражению самого автора — увидеть ненайденное.
Андрей родился и живет в Самаре, пишет стихи примерно с 2022 года.
— Честно говоря, я никогда не считал себя «поэтом». И у меня нет каких-то сформулированных, отрефлексированных, тем более «высоких» целей. Наверное, мне просто хочется видеть то, чего я не нахожу. И я стараюсь это делать. Радуюсь, если получается. Но не сильно. Возможно, это то, чем все мы и занимаемся, — пытаемся рассказать свою маленькую сказку (пусть даже и самому себе). Тем или иным образом. Сейчас в моей жизни уже нет ничего, кроме этих стишков (своих ли, чужих — в конце концов, все смешивается, размывается), но я не считаю поэзию чем-то глубоко «особенным». Это всего лишь один из бесчисленных способов. Так мне кажется.
Псалмы из Верблюдии
***
Случается, однажды неизвестная птица принесёт солнце в клюве, вскормит им человеческое дитя, навяжет запах; люди, как Шапочки, скажут ему: «Откуда ты, милый? Почему у тебя такие большие ушки, откуда твои перецветшие губы? Прощай. Только не возвращайся. Ни болью, ни злаком, ни безвинной айвою, сгорбленной в меженину». Я свернулся калачиком и укрылся листвой, а проснулся игрушечным. И с тех пор я не плакал. Теперь я хороший. Крещенский жар живота твоего (дар твоего равнодушия). Первое, что я помню, — божью коровку у изголовья, причащённую с каракуртом, а я — тот же глупый солдатик в китайском «ши ши» Лимпопо, и над всем свинством азбучных жнивьев — запетое, как полынья: «Покуда в тех садах будут дубы, я буду тебя...» Я буду. Чьей-то победой, хранимой в бюро находок — соседом белой цапле при луне Ли Бо, найдёнышу с родимым пятнышком Гавриила, пекущему в горле валторны хлеб из приютских цветов (мы срывали ему их рядом с его могилой). Гори-горихвостка мене, гори-гори ясно — это тоже я преклонился, чтобы допеть за тобой незаконченный город у близорукого мыса, где ждут другие. Пусть ясли нас — там, где мир ещё совсем молод и жёлтые гризли впадают в зиму богадельней для ос: «Пора. Слышишь, снег издевается вспять? Но вернётся. Ведь всё, что могло свершиться, уже сбылось в этом спокойном дне, во мне, в плотоядном солнце, где некого больше любить».
Однажды к твоим коленям, как старая кошка, приходит время, когда не можешь жить, не можешь умереть: «Зверёныш мой, пусти прилечь, погреться... Это я, твоя соразмерность, вялый валежник, я тоже дитя из полена, не ставшее человеком. Тебе страшно? Возьми меня за руку, если найдёшь её». Но мне уже не страшно в этой нечаянной, сводной кости́. Мы подружились — пусть первого нет, а второй — в мясе цвета дикого мёда: «Прости, что никогда не будешь один». Я столько грею в мышином царевиче пясти лён под околоплодным — морозным/душным/из плюша (не важно) — небом: и им не наесться и не надеть. Но здесь всё спотыкается в мне незаконную кашицу нежности — жернов Бориса и Глеба — единственную из крайностей. Апология чуду небрежности — где пролили философский кисель под ноги, ничего не случилось. Всё, как и было (будет), — нищее и прекрасное. Прощение княгини Ольги в расхищённом вертепе вьюрковых — цветёт никому не известной близостью, карликовыми сказками, нашим кисейным правом.
Именины парноголовых — шестьдесят седьмой день, а завтра... завтра простой, високосный день.
Простая сказка из земель землетрясений
Застынешь вечным почтовым утром, у неотправленных прикосновений тем, кого не увидишь. Выскажи меня отсюда, когда я забуду, как воздвигли в песочнице семидневный Китеж, как к нему сбегают померанцы сквозь мои карманы; как глупую фразу до конца несёт басенный лис посланий — между соврать и сорваться баю-баюшки-баем в сердечную завязь (киевским князем — долькой Аматерасу): «Что ты тут делаешь, сы́ночка? Я никогда не...» «Я улыбаюсь тебе». Сбереги этот праздник павлиноглазки в ладонях (как её звали? Маша? Шушу? Полиночка?); Пржевальскую лошадь из олова на одной ноге, возглас свободы, откладывающий корни, румянец землетрясений, мамину корону из позолоченного картона; тавтологию той реки о трех сто́ронах, где мерят к сре́тению с сором говор Во́йнича выпавшие из пазухи о́блака два малыша от побочных ветвей Гамаюн. Забирай свой нетронутый — всем, кроме лестницы губ — дар свой, отче, которого больше нет, который я когда-то уже вернул.
Автор обложки: Ева Реген
«Фальтер» публикует тексты о важном. Подписывайтесь на телеграм-канал, чтобы не пропустить.
Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤