как уподобиться молчанию степи?
спроси ее, ответит терпкое: терпи.
В стихах Антона Володина молодость проносится как DeLorean, степь учит смирению, а хвойные деревья мечтают о тепле. И есть в этих строках что-то, благодаря чему жить становится немного легче.
Антон — тиктокер и главный библиотекарь, а еще делает кольца на заказ (@porodajewelry в запрещенной соцсети).
спроси ее, ответит терпкое: терпи.
В стихах Антона Володина молодость проносится как DeLorean, степь учит смирению, а хвойные деревья мечтают о тепле. И есть в этих строках что-то, благодаря чему жить становится немного легче.
Антон — тиктокер и главный библиотекарь, а еще делает кольца на заказ (@porodajewelry в запрещенной соцсети).
— Сейчас тексты современных авторов часто не доходят до публикации из-за многих ограничений, но надеюсь, и некоторые опубликованные стишки кого-то могут порадовать.
Пять стихотворений
***
проносится молодость как DeLorean,
уносится в прошлое без оглядки,
где видел в заросшем парке Лотлориэн,
куда уходили пить пиво пацанки
в зелёных своих спортивных костюмах,
несли золотые в ладонях баклашки,
шли мимо ментов синеоких, угрюмых,
шли, усмехаясь Аришки и Машки,
над ними орлы кружились в вершинах,
собака вела их под ивами, лая,
вот здесь пролетела когда-то машина,
пламенный след на земле оставляя.
мне виделся лес у бетонных застроек,
цыгане коров уводили в туманность,
реальность Руси пребывала в застое,
а жизнь мне казалась, только казалась.
***
как уподобиться молчанию степи?
спроси её, ответит терпкое: терпи.
сайгак, полынь и всякий бугорок
молчат, и в нервной тишине волчок
бежит, волчицу не сыскав свою,
и потеряв тепло, покой, уют,
следит за мной, и хочется мне спать,
носком толкаю лисьи черепа,
так скучно, очень скучно, тишина
объёмна как степная ширина,
как серые курганы и хребты,
как эхо, галдящее до хрипоты,
учись у тишины, молчи, молчи,
как жёлтый взгляд ночных волчиц.
***
ты помнишь, мормышка, как пел муэдзин
в мечети напротив базара,
на даче нас ждал виноград и кизил,
пустая, гремучая тара.
нельзя найти небу на юге предел,
(мне кажется, так ты сказала?),
раскатисто поезд молитву гудел
с пропахшего воблой вокзала.
ты вспомни улыбку после мою,
глядел: загоревшие удят
тарашку у кромки моста, на краю,
уставшие, добрые люди.
припомни петровский дуб наконец,
в нём трещину (мог бы сломаться),
как шрам на щеке, страшный рубец,
соседа, седого афганца.
***
ёлочки на белом полустанке
и в тоске до страшного суда
смотрят на несметные останки
что сюда привозят поезда
смотрят как на плаху на перроны
и качаются в кромешной тесноте
ночь темна как очи у вороны
ёлочки мечтают о тепле
так и я на белом полустанке
и в тоске до страшного суда
берегу души своей останки
мимо пролетают поезда
проносится молодость как DeLorean,
уносится в прошлое без оглядки,
где видел в заросшем парке Лотлориэн,
куда уходили пить пиво пацанки
в зелёных своих спортивных костюмах,
несли золотые в ладонях баклашки,
шли мимо ментов синеоких, угрюмых,
шли, усмехаясь Аришки и Машки,
над ними орлы кружились в вершинах,
собака вела их под ивами, лая,
вот здесь пролетела когда-то машина,
пламенный след на земле оставляя.
мне виделся лес у бетонных застроек,
цыгане коров уводили в туманность,
реальность Руси пребывала в застое,
а жизнь мне казалась, только казалась.
***
как уподобиться молчанию степи?
спроси её, ответит терпкое: терпи.
сайгак, полынь и всякий бугорок
молчат, и в нервной тишине волчок
бежит, волчицу не сыскав свою,
и потеряв тепло, покой, уют,
следит за мной, и хочется мне спать,
носком толкаю лисьи черепа,
так скучно, очень скучно, тишина
объёмна как степная ширина,
как серые курганы и хребты,
как эхо, галдящее до хрипоты,
учись у тишины, молчи, молчи,
как жёлтый взгляд ночных волчиц.
***
ты помнишь, мормышка, как пел муэдзин
в мечети напротив базара,
на даче нас ждал виноград и кизил,
пустая, гремучая тара.
нельзя найти небу на юге предел,
(мне кажется, так ты сказала?),
раскатисто поезд молитву гудел
с пропахшего воблой вокзала.
ты вспомни улыбку после мою,
глядел: загоревшие удят
тарашку у кромки моста, на краю,
уставшие, добрые люди.
припомни петровский дуб наконец,
в нём трещину (мог бы сломаться),
как шрам на щеке, страшный рубец,
соседа, седого афганца.
***
ёлочки на белом полустанке
и в тоске до страшного суда
смотрят на несметные останки
что сюда привозят поезда
смотрят как на плаху на перроны
и качаются в кромешной тесноте
ночь темна как очи у вороны
ёлочки мечтают о тепле
так и я на белом полустанке
и в тоске до страшного суда
берегу души своей останки
мимо пролетают поезда
уехавшим
я погуляю здесь за вас,
наслушаюсь ворон и галок,
нарву вам тучек про запас
и ёлок-палок.
в карманы снега наберу,
ледышек за широкий шиворот,
и над страною воспарю,
когда в котле чугунном выварят.
потом я облаком вам помашу.
ещё заметите, быть может,
и тихий в зелени Машук,
и серые его подножья,
и мне, парящему у синевы
в объёмном мареве заката,
надеюсь, что махнёте вы
с Казбека или Арарата.
наслушаюсь ворон и галок,
нарву вам тучек про запас
и ёлок-палок.
в карманы снега наберу,
ледышек за широкий шиворот,
и над страною воспарю,
когда в котле чугунном выварят.
потом я облаком вам помашу.
ещё заметите, быть может,
и тихий в зелени Машук,
и серые его подножья,
и мне, парящему у синевы
в объёмном мареве заката,
надеюсь, что махнёте вы
с Казбека или Арарата.
Автор обложки: Ева Реген
Автор портрета: Ира Копланова
Ранее «Фальтер» публиковал интервью с Антоном — о профессии библиотекаря, читателях и критике в сети.
Мы выпускаем тексты о важном. Подписывайтесь на телеграм-канал, чтобы не пропустить.
Хотите поддержать редакцию? Вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤