София Синицкая — прозаик и литературовед из Петербурга, лауреат премии Гоголя. Свои тексты София строит на гранях, описывает трагическое и смешное, историческое и фантасмагорическое, ад и рай.
Повесть «Гриша Недоквасов», вошедшая в сборник «Сияние „жеможаха“», рассказывает историю кукольника в сталинском лагере, устраивающего спектакли для маленьких «врагов народа». Роман «Хроника Горбатого» о непростых русско-финских отношениях вышел этой весной, критики увидели в нем параллели с современностью. Сейчас «Хроника» находится в шорт-листе «Большой книги».
Главред «Фальтера» и редактор нескольких повестей Синицкой Ева Реген поговорила с Софией о ее литературном пути (начиная с детских фантазий, в которых она притворялась мальчиком Павликом) и невозможности не писать.
«Я мечтала „печатать на машинке“»
— Писать — то есть записывать истории, которые возникают в голове, — я стала лет в сорок. А вот сочиняю, придумываю с раннего детства. Воображение рождало самых разных героев, они попадали в сложные ситуации и пытались «спастись» — лихорадочно и, увы, зачастую безуспешно. В моих фантазиях было много драматизма. Их главным, навязчивым героем оказался мальчик, которого мучили фашисты, думаю, это всё из-за «Мальчиша-Кибальчиша», только у Гайдара были буржуины.
Всем детям свойственно представлять себя кем-то другим: эта игра, эта работа воображения необходима для формирования личности, для осознания своего места в огромном загадочном мире. Возможно, во мне она совершалась особенно активно. В пять лет во мне уживалась не только девочка Соня, но и мальчик Павлик. Несмотря на косички, я была Павликом и даже смогла в этом убедить петергофского милиционера (ему на меня жаловались дети, я кидалась камнями).
В младшем школьном возрасте я мечтала «печатать на машинке». В старших классах неплохо, хоть и мучительно, писала сочинения и страшно увлеклась литературой. Во время учебы в университете и Пушкинском доме я много писала о писателях, стала литературоведом. Затем родились дети и я всё время читала вслух сказки. Когда дети подросли и появилось свободное время, стала записывать собственные истории: сначала в стол, потом, набравшись храбрости, издала первую книжку — за свой счет, разумеется. Не было надежды, что моим творчеством заинтересуется какой-нибудь издатель, даже не пыталась предлагать рукопись.
Можно сказать, что я училась писать напрямую, без всяких посредников: у Джека Лондона, Валентина Катаева, Андрея Белого. Какая я ученица — судить читателю. Сама я не всегда довольна тем, что получилось, но кое-что пересматриваю с удовольствием, благодарю небеса за вдохновение.
Фото: архив Софии Синицкой
В дебютной книжке были повести и рассказы, я раздала ее друзьям. Было приятно, что кто-то читает, кому-то нравится, одна повесть пригодилась студентам театральной школы-студии «МХАТ»: они декламировали «Ганнибала Квашнина» на экзамене. Захотелось писать дальше, это желание до сих пор меня не оставляет, я настоящая графоманка, «ни дня без строчки» хотя бы в уме — это про меня.
Потом вышла повесть «Гриша Недоквасов» в сборнике «Мироныч, дырник и Жеможаха». Печальная история ленинградского кукольника, оказавшегося в Печорлаге — мой литературный потолок, лучше я ничего не напишу. В 2020 году вышла в свет трилогия под названием «Сияние „жеможаха“» (она состоит из связанных между собой повестей «Гриша Недоквасов», «Система полковника Смолова и майора Перова» и «Купчик и Акулька Дура, или Искупление грехов Алиеноры Аквитанской» — прим. ред.). Книгу многие прочитали. Внимание критиков и читателей, конечно, порадовало. Отрицательные отзывы были пропитаны такой страстностью, что заставили почувствовать себя настоящей писательницей, чуть не спровоцировали манию величия, дали заряд энергии для дальнейшей работы.
«В абсурде Гоголя проявляется правда жизни»
— Фантасмагоричность моих произведений связана с их именно что реалистичностью, с попыткой показать жизнь во всей ее полноте, а значит — с долей абсурда, который пропитывает нашу действительность. В жизни общества происходят абсолютно дикие, необъяснимые здоровой логикой вещи. Люди демонстрируют удивительную силу духа, почти святость — и в то же время свое полное моральное ничтожество. Я пишу о мире, в котором, как на иконе, рядом ад и рай, ангелы и демоны могут естественным образом сосуществовать, как добрые соседи: в нижнем углу красное чудище, зубастая пасть, крылатые, рогатые гопники, а наверху — звездочки, горы, все приличные, гармония, полный порядок. Для меня Советский Союз стал таким удивительным историческом пространством, в котором плотно сплелось, срослось всё ужасное и прекрасное, черное и белое, ад и рай.
Сочетание высокого и низкого, эпического разворота и камерного, детального описания придает произведению жизненную полноту, делает ткань повествования более крепкой, рельефной, яркой. Более ощутимой. Соединение смешного и грустного, возвышенно-поэтического и комедийного мы находим у Гоголя. В его абсурде, который рождается на стыке и столкновении, казалось бы, несовместимых приемов повествования, чудесным образом проявляется правда жизни.
Мои литературные родственники — Аристофан, Рабле, трубадуры, Данте, Мелвилл, Гофман, По, Рембо, все русские классики. Про современную литературу говорить сложно, она во мне ещё не утряслась. Я стараюсь быть в курсе всего, что сейчас пишется и на слуху, но своих оценок пока не даю, просто читаю с удовольствием и перевариваю.
«История ходит по кругу»
— Родственница моей подруги детства — Нина Ивановна Гаген-Торн, этнограф, поэт, ученица Андрея Белого, — провела десять лет в лагерях как враг народа. Нина Ивановна оставила потрясающие воспоминания, книгу под названием «Memоria». Всем советую почитать, особенно когда на душе плохо. Это была женщина потрясающей силы и красоты, высшего аристократизма. Репрессии — черный эпизод моей личной истории, потому что она неотделима от истории страны.
А в романе «Хроника Горбатого» мне хотелось проговорить, пробормотать историю непростых русско-финских отношений, чтобы как-то их уяснить, разобраться и, поставив точку, успокоиться. Дело в том, что мой дед построил дом на Карельском перешейке — в Рощино, некогда финской Райволе, так что это родное мне место. Другой дед, военный летчик, получил Орден Боевого Красного Знамени за участие в Зимней войне. Вникнуть в историю Финляндии было важно, чтобы понять кое-что про себя.
Я заглянула в прошлое с его геополитическими катастрофами. Оказалось — смотрю в настоящее. Могла ли я подумать, работая над «Горбатым», затрагивая историю гражданской и Зимней войны, что всего через несколько месяцев отношения России и Финляндии так чудовищно испортятся, что мы будем вызывать у соседей ужас и возмущение, что финская песня «Нет, Молотов» (написана в 1939 году, посвящена событиям Советско-финской войны — прим. ред.) опять зазвучит — с новыми словами, но прежним смыслом. В XII веке Фома Горбатый, размахивая мечом над головами мирных людей, вопил «Vade retro, Satana», «Изыди, Сатана». Сегодня «горбатые» мычат про Антихриста и десатанификацию.
Горб у моего Горбатого — это физический недостаток, болезнь героя и в то же время знак проклятия. Здесь есть определенная метафора: это наш общий горб, общий недуг, наша слепота, глухота, древний грех и несчастье, от которого всё никак не избавиться. Кто-то из критиков верно сказал, что Горбатый несет свой горб, как крест.
В повести «Система полковника Смолова и майора Перова» дает сбой работа небесной канцелярии, на земле происходит ужасная война, в Святой Троице раскол и разлад, Христос, кажется, стоит на стороне зла (а может, это мелкий бес, притворившись Христом, людям голову морочит). Разобраться сложно, ситуация вышла из-под контроля и чиновники, занимающиеся на Том Свете дальнейшим распределением умерших, кое-кому предлагают вернуться, чтобы бороться с фашизмом. Многие соглашаются, снова идут на фронт, сохраняя при этом свою личность, характер, человеческие свойства. Они всё те же, прежние люди, просто помнят, зачем вернулись, и не боятся снова умирать.
Идея перерождения, повторения связана с тем, что история ходит по кругу, человечество обречено на катастрофы, надо всем довлеет космический бардак, и единственное утешение в этом мраке — сила любви и неубиваемое чувство правды, которое рано или поздно всегда пробивается, вылезает из трясины нашего нравственного болота.
В современном мире меня интересуют те же вопросы, которые можно применить к прошлому: кто мы, куда идем, зачем это все, когда поумнеем? Почему человек не меняется, не растет над собой? Почему опыт предыдущих поколений ничему не учит? Почему наша память такая короткая? Не думаю, что смогу найти ответ. Смыслы жизни лежат, наверно, в других, недоступных, системах координат, на пыльных, заколоченных чердаках мироздания.
В чем можно найти свет в нынешние тяжелые времена? Именно в тяжелые времена можно увидеть силу человеческого духа, любовь в высшем ее проявлении. Кто-то показывает звериный оскал, а кто-то — необычайное сострадание, самоотверженность, милосердие. Это помогает жить, не теряя веру и надежду.
«Пишу урывками»
— Мои главные места существования — это любимый и прекрасный Петербург; мой деревенский дом, в котором я всегда счастлива — с русской печью, старой мебелью, большим яблоневым садом; это Выборг, Карельский перешеек со скалами и болотами. У меня интернациональная семья, какую-то часть жизни я провожу и во Франции: мне понятна эта страна, я легко нахожу общий язык с французами, трепетно отношусь к французской культуре, истории.
Мой профессиональный быт оставляет желать лучшего, я мало что успеваю из запланированного. Не хватает времени сосредоточиться, пишу урывками, без режима, без расписания. Иногда приходится работать по десять часов без перерыва, чтобы не терять подвернувшееся время, иногда не получается сесть за работу неделями, хотя в голове все уже сложено в аккуратную стопочку глав — только записывай. Чтобы отвлечься от посторонних мыслей и настроиться на работу, иду в лес или на берег моря, 20 тысяч шагов помогают сосредоточиться.
Литературоведением я сейчас практически не занимаюсь, всё основное, что хотела сказать, давно сказала в работе о Гоголе, которую написала в Пушкинском доме под руководством Марии Наумовны Виролайнен. Было интересно проследить, как народное творчество повлияло на высокую литературу и светский театр (название диссертации: «Повести Н. В. Гоголя и комедийные традиции его времени». Автор Александрова С. В., Синицкая — девичья фамилия автора — прим. ред.) Среди прочего я изучала суфлерские тетради тех пьес, которые Гоголь мог видеть в Александринском театре, читала подшивки «Северной пчелы» (политическая и литературная газета, издававшаяся в Петербурге в 1825–1864 годах — прим. ред.) и «Санкт-Петербургских ведомостей», это прикосновение к истории было большим счастьем. Статьи, которые изредка публикую — по большей части переработка материалов моего старого исследования.
Последняя литературоведческая работа — статья о Бунине, сделанная в прошлом году для сборника «Литературная матрица». Я очень ценю Бунина, это один из главных учителей в жизни, поразительно, как он умудрялся видеть насквозь всю мерзость человечества и тут же человечество это любить, жалеть, понимать. Для меня Бунин — образец благородства, часть русской культуры, которую невозможно отменить.
Я также много лет преподавала в школе литературу и французский, сейчас приостановила эту деятельность, чтобы дописать новый роман и уделить время семейным делам.
«Роман, повесть — мой донос Богу»
— Мне нравится конструировать, генерировать новые миры, быть демиургом, вершить судьбы, представлять себе прошлое. Это способ развлечься и в то же время понять, как устроен мир, каково мое в нем место. Иногда кажется, что роман, повесть — это докладная на имя высшего начальства, мой донос Богу с просьбой вмешаться в ход истории человечества и принять соответствующие меры для исправления сложившейся ситуации. Герой моей любимой комедии Аристофана «Мир» летит к богам на навозном жуке, чтобы обратить их внимание на людей, которых вот-вот уничтожит Раздор. Моя любимая песня у Тома Уэйтса — «God's Away On Business», «Бог уехал по делам». Для меня писательский труд — метод познания мира, безусловно, способ развеяться, переключиться, а также определенная попытка «достучаться до небес».
«Господи, хочу привлечь Твое внимание к безответственному поведению некоторых морально незрелых членов нашей организации, которые давно попирают общественные ценности и Твои личные указания относительно того, как надо жить. Надеюсь, моя правдивая и своевременная информация снизу откроет Тебе глаза на истинный облик упомянутых отщепенцев и позволит предпринять давно назревшие меры в отношении тех, кто позорит наш коллектив».
Tom Waits — God's Away On Business
«Фальтер» публикует тексты о важном, литературе и свободе. Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить.
Хотите поддержать редакцию? Прямо сейчас вы можете поучаствовать в сборе средств. Спасибо 🖤